. К завершающей фазе западноевропейских плаваний, связанных с поисками Северо-Восточного прохода в Индию и Китай, можно отнести безуспешную и в чем-то курьезную голландскую экспедицию 1675 г. под руководством Корнелиуса Снобергера. Для этой экспедиции цель отыскать Северо-Восточный проход имела, по-видимому, чисто формальный характер. У берегов Новой Земли Снобергера увлек богатый улов китов и моржей, но он, однако, бросил его, нагрузив свое судно найденной горной породой, которую ошибочно принял за золотоносную. Самой последней экспедицией по отысканию Северо-Восточного прохода Ю.М. Шокальский считал английскую, состоявшуюся в 1676 г. под руководством капитанов Вуда и Флауэса, сумевших достичь лишь Новой Земли[67].

По-видимому, прежняя цель добраться северным путем до Индии и Китая постепенно все больше уступала место прагматическому стремлению европейцев получить контроль над торговлей с Россией через Белое море и найти прямой доступ к пушнине Севера Сибири. Активность европейских мореплавателей на Русском Севере была столь значительной, что уже Ивану Грозному приходилось до известной степени регулировать конкуренцию англичан, голландцев и французов в этом стратегически важном районе, приносившем внушительные прибыли от торговли с Россией[68].

Уже к началу XVII в. в прилегающих к России арктических акваториях активность западноевропейцев по разведке удобных путей к «соболиным» местам пришла в соприкосновение с деятельностью русских поморов-промышленников, результатом чего явился не только рост коммерции, но и прогресс в освоении арктической навигации. Устойчивость и относительную интенсивность русскому морскому пути на сибирский Север сообщало наличие опорного пункта русской пушной торговли – Мангазеи, возникшей в Тазовской губе как промысловый район, по-видимому, еще в 70-х гг. XVI в. Обобщенные В.А. Александровым сведения о промысловой активности в районе Мангазеи и ранних арктических плаваниях русских людей к Оби и Енисею не оставляют сомнений в том, что эта северная территория стала объектом «массового освоения» вольными промышленниками задолго до обретения ею статуса «государьской вотчины»[69]. Сообщение Сибирского летописного свода, относящее отправку в «Мангазейские земли» воеводы Федора Дьякова с тобольскими целовальниками к 1598 г., указывает лишь на стремление правительства эту промысловую активность взять «под государскую руку» и обложить местное населением ясаком. Пушные богатства Мангазейского края заставили русские власти уже в 1601 г. поставить там «город» и назначить первых воевод[70].

«Жизненный цикл» «златокипящей» Мангазеи, причины ее расцвета и последующего запустения нельзя объяснить одним лишь исчерпанием временной конъюнктуры богатого пушного промысла. Мангазея не только контролировала обширные промысловые территории, но и служила перевалочной базой для выхода к устью Енисея (через р. Турухан), куда русские промышленники проникли уже к 1610 г. Значительные обороты торговли пушниной в Мангазее, достигавшие, по некоторым данным, нескольких сотен тысяч рублей (что по тем временам было колоссальной суммой), притягивали, как магнит, самые разные стороны в процесс освоения этого края, что обусловило довольно сложную комбинацию государственных и частных интересов. Причем последние были представлены не только русскими промышленниками, но и иностранцами, что, в свою очередь, привносило в экономическую конкуренцию охранительно-политические соображения. Немаловажно и то, что на степень активности каждой из указанных групп интересов оказывали самое серьезное влияние технико-географические условия освоения северных окраин.