Адиль… принц из восточной сказки неожиданно оказался вулканологом.  И травму, оказывается, получил на склоне извергающегося вулкана – где-то в Исландии.   Все дети Джаухара – шесть его сыновей, выбирали себе профессии по склонности к ним, стремлению и интересам.  А у нас в Дальнегорске был только финансовый техникум и еще училище – девочкам можно было выучиться на кулинара.  Я хотела бы чего-то другого, а чего - не знала сама.  И снова хотелось плакать – о так и не раскрытых способностях, упущенных возможностях…

-  Мама…  - уже совсем вечером продолжился у нас день односторонних каких-то откровений.  Яна уже надежно вырубилась после насыщенного событиями дня и спала в доме, а мы вдвоем поднялись на плоскую крышу женской половины – теплые доски пола, опять диваны, кальян… Джаухара, наверное.  Кадки с карликовыми пальмами и пряными травами и их вечерний аромат, и еще что-то цветущее из сада...  Чудный красоты ковер под ногами, небольшая чаша с мини-фонтаном – для омовения рук?  После шкатулки с драгоценностями мамы я уже не удивлялась ничему.  Просто хотелось ясности во всем – и по Адилю тоже.

-  Мама… - делилась я с нею мыслями, - что с ним не так?  Я поняла – теперь он работает с информацией по вулканам и это нормально: кто-то лазит по склонам и снимает данные, а кто-то их систематизирует и делает на основании этого выводы… и ладно с этим!  Но вот так – намертво прикованным к компьютеру и креслу, пробавляясь проститутками?  Мам?

-  Ступни раздроблены, Ксюша, - помолчав, объяснила мама: - Встать на них – мука мученическая, это адская боль.  Он пытался вначале ходить на костылях, но при этом все равно же нужно хоть как-то опираться стопой.  Ему предлагали отнять их, но решиться на это…   Я даже не знаю, как поступила бы сама.

-  Он мужчина, мама.

-  И что теперь? – не поняла она.

-  Я не о половых признаках… sorry.  Понимаю твои чувства – ты относишься к нему, как к пострадавшему ребенку – в силу своего возраста.  Но он мужчина, мама!  Молодой, но уже мужчина – двадцать шесть это уже возраст осмысления, отрезвления от всех этих… заблуждений и закидонов юности.  Я по себе знаю!  Жидковато, мам.  Жидковато против…  Маресьева, к примеру.  Понимаю, что там был мощный  посыл – рвать на части врага, воевать, уничтожать физически тех, кто и сам уничтожал!  Но мам... проститутки?  Приемные дни?  Да, б…дь!  Извини…  Он что – не видит вас с Джаухаром?  Ему что – не хочется такого же?  И детей? Понятно, что не всем с этим…

-  Ксюша!  Я поняла тебя, - прикрывая глаза, откинулась на подушки мама: - Я к нему отношусь с огромным уважением.  И узнав за это время, и даже в силу его профессии – тяжелой, мужской, и да – как…

-  … к несчастному ребенку.  Но он мужик, мама!  И вот эта его инвалидность – тот же враг.  Да Маресьев танцевал без ступней, мам, ты же помнишь - через слезы и дикую боль… мы можем только догадываться - какую, но он танцевал до кровавых мозолей!  Отмачивал культи в холодной воде, снова пристегивал протезы и шел танцевать, чтобы комиссия допустила его летать на истребителе - не абы чём!  - выдохнула я и уже спокойнее сделала вывод: - Слабоваты их мужики против наших.  Шестая рота, атака мертвецов в первую мировую…   Слабо им.  Этот их темперамент, закидоны – они только на рывке.  А ты попробуй, как Маресьев – месяцами… через пот, боль и слезы, ради великой цели?

-  Ксюшка… - тихо проронила мама.

-  Да я понимаю все, извини.  Но только то, что у вас двоих – оно того стоит.  А тут – проститутки…  Ладно, мам, меня несет что-то… будто пьяная - от впечатлений, наверное.  Хотела спросить о твоей работе - ты же не знаешь арабского?