Мы не придали этому значения, подумав, что он просто побегает-побегает и вернётся. Но внутри всё-таки появилось некое беспокойство: а вдруг он выбежал за территорию лагеря, а ведь где-то рядом мог быть маньяк? Ни к обеду, ни к тихому часу Дениска не вернулся. Как и в прошлый раз, мы организовали поиски. На этот раз его нашли дети и позвали меня.

Мальчишка забился в беседку под лавку и плакал. Дети, стоявшие вокруг, смеялись над ним и показывали на Дениску пальцами. В тот день я впервые столкнулась с явлением, которое впоследствии стало известно, как буллинг. Тогда, конечно, никто из нас и не слышал эдакое словечко. Я попыталась подойти к мальчику и протянуть к нему руку, но он издал громкий визг, как будто его ударили палкой. Отправив детей в отряд, я осталась с Дениской вдвоём. Ребёнок, как забитый волчонок, боязливо и недоверчиво смотрел на меня из-под лавки.

– Знаешь, Деня, иногда люди не понимают, как это больно, – сказала я, стараясь вложить в свои слова всю теплоту и поддержку, на которые была способна моя молодая душа.

Разговаривая с ним на разные темы, я постепенно становилась для него не просто спасителем, но и другом. Он понемногу расслаблялся и наконец-то принял протянутую мною руку. Дениска вылез из-под лавки и категорически заявил, что в отряд не пойдёт.

Мы пошли гулять по лагерю, болтая про книги, про увлечения, про путешествия. Для своих лет парень оказался очень начитанным и разносторонне развитым. Он увлекался авиамоделизмом и даже участвовал в соревнованиях, умел играть на баяне. Мы медленно бродили по лагерю, а Дениска читал мне стихи.

Постепенно разговор перешёл на выяснение причин драк с малым. И оказалось, что этот маленький засранец исподтишка очень больно щипал Дениску за попу, за ногу, за спину. В ответ на резкую боль Дениска наотмашь толкал малого, и тот напоказ закатывал истерику. Парень показал мне много синяков. От увиденного я ужаснулась. Куда мы только смотрели?

Мы договорились с Дениской, что на линейке я всегда буду стоять у него за спиной и вести наблюдение, и как только малой его ущипнёт, чтобы он не давал сдачи, а просто посмотрел на меня. Когда Деня успокоился, мы вернулись в отряд. Поведанную Дениской историю я рассказала коллегам. Света провела в отряде профилактическую работу с детьми, но это совсем другая история.

– А почему мама этого не видела, а ты заметила? – спросила Алька.

– Мама держала в фокусе весь отряд, а это, на минуточку, тридцать человек.

– С вами же ещё третья пионервожатая была, она тоже ничего не видела?

– Эта третья на глазах детей крутила любовь с пионервожатым другого отряда, и ей было не до них. И дети всё понимали. Итак, идёт линейка, – продолжила я. – Стою неподалёку, наблюдаю за этой парочкой. Смотрю, малой озирается вокруг и осторожненько меняется местами с рядом стоящими детьми, постепенно приближаясь к Дениске. И действительно тянет руку и щипает его за попу. Тот от боли вздрагивает, но, как мы и договаривались, поворачивается и смотрит на меня. Не дождавшись удара, малой падает на траву и начинает изображать жертву.

«Ах, ты, маленький засранец!» – подхожу к нему, поднимаю за шиворот и несу в корпус. Он орёт, ногами болтает, угрожает мне, что расскажет всё старшей сестре, а та уж разберётся со мной. Сестра его тоже отдыхала в нашем лагере, только в первом отряде. А первый отряд населяли возрастные «пионеры», которым уже было по шестнадцать-семнадцать лет.

– То есть, Аль, прочувствуй ситуацию, когда маме твоей семнадцать лет и некоторым «пионерам» столько же!

– И что дальше?

– О-о-о! – протянула я. – А дальше события развивались быстро и нестандартно. Проведя воспитательную работу с маленьким засранцем, я его отпустила, и он стремглав рванул жаловаться сестре. Через некоторое время к нам в отряд буквально влетела подобно фурии его разъярённая сестра. Она орала и материлась. В тот момент меня в отряде не было, поэтому все помои в матовой форме и с угрозами вылились на головы моих коллег. Педагоги зависли. Их не учили отвечать подопечным в такой же манере. Меня тоже не учили, но я ж не педагог. Мне легче.