– Я просто… хотел показать, что я смелый, – наконец выговорил он. – Все же так делают.

К такому ответу я не была готова:

– И ты думал, что такой поступок делает тебя героем? Да ты просто хулиган, который всё делает напоказ!

Он покусал пухлую губку и уставился в землю.

– Скажи мне, что будет дальше, если ты нарушишь правила ещё раз? – спросила я, наклонившись ближе.

Он задумался, потом тихо произнёс:

– Меня накажут.

– Верно, – кивнула я. – Но главное – ты сам должен понимать, как ты относишься к людям, так и люди будут относиться к тебе.

Очередное утро в пионерлагере, как всегда, началось с сюрприза. Ко мне подошёл Дениска и хитро потянул меня за руку.

– Куда ты меня тянешь?

– Не скажу, пойдём, Таня, пойдём.

Мы подошли к той самой беседке, где он когда-то плакал под скамейкой. В ней сидел симпатичный импозантный мужчина лет тридцати в белой рубашке и с огромным букетом роз. «Вот тебе и на… Жениха, что ли, привел? Хорошего подобрал. Есть у тебя вкус, Дениска. Молодец!» – я уж было размечталась, да не тут-то было. Вдруг на горизонте, откуда не возьмись, появился силуэт какой-то тёти. Мать его, то есть Денискина мать. Надежды рухнули враз.

– Таня, это мой папа. Я ему про тебя всё рассказал, – довольно сказал Дениска.

– Наябедничал, значит, – улыбаясь, говорю я.

– Нет, что ты, Таня. Нет.

Я нежно приобняла его за плечо и немного прижала к себе. Вручая мне букет, Денискин папа начал торжественную благодарственную речь:

– Спасибо вам за сына.

– Да мне-то за что? Спасибо за сына, жене скажите, – я перевела взгляд на подходившую к нему тётю.

– Я хочу забрать его сегодня из лагеря, – поведал папа.

Меня решение отца не просто расстроило – это был удар, но я понимала, почему он хочет это сделать. Такое ребёнку пережить, не дай бог – и несправедливость, и буллинг.

Я смотрела вслед уходящему Дениске, а к горлу подкатывался комок. Мне очень не хотелось, чтобы этот мальчишка уезжал. Чувство потери, охватившее меня, было настолько сильным, что я едва сдерживала эмоции, чтобы не расплакаться. Но сдержаться всё же не смогла и разревелась. Так и сидела в пустой беседке, сжимая в руках букет, а слёзы текли по моим щекам и капали на лепестки роз.

– Аль, ты бы видела его глаза? Его забавные веснушки, рассыпанные по носу, как крошечные солнечные пятнышки.

– Кого? Папы?

– Да, причём здесь папа, – немного с удивлением бросила я. – Денискины глаза. В них светилась такая чистая, непосредственная радость, такая бескорыстная любовь к жизни, что сердце сжималось от нежности и тоски. В его глазах была именно та искренность, которой так не хватало во взрослом мире. И только, когда он ушёл, пришло осознание того, насколько глубока была моя привязанность к этому мальчишке. Хотя мы провели вместе всего две с половиной недели, но эти несколько дней оставили в моей душе след, глубокий и незабываемый. Видишь, я до сих пор его помню, а не папу.

Вернувшись с цветами в отряд, я спровоцировала моих коллег-пионервожатых на вопросы, что да как:

– Откуда букет?

– Из лесу, вестимо.

– Это розы-то? – с прищуром спрашивает наша третья пионервожатая, – колись давай.

– Была попытка выйти замуж, но всё закончилось банально – в беседку вошла жена. Упс!

– Ну ты её тихонечко локотком в сторону и подвинула бы, – не унималась шутница.

– Чужого не берём, – категорически заявила я, положив руку на плечо Светки, тем самым показывая коллеге, что у нас с подругой единые жизненные принципы. – На чужом несчастье своё счастье не построишь. Так нас учили родители, так нам говорили бабушки.

Нам уже исполнилось по восемнадцать лет, а Света совершеннолетней стала только в лагере. Хоть мы и были девчонки что надо, уже на выданье, но скромные, а эта шутница в наши годы уже имела богатый опыт. Мы удивлялись, откуда только эта охотница за чужими мужиками взялась-то? И где только успела будущая педагогиня приобрести такие навыки?