В ее возрасте у меня были точно такие же коленки, но в ее возрасте у меня не было таких длинных ног.

Вздыхаю. 

Моя сестра — настоящий переросток. Это у нее от отца. У него рост почти два метра. Я не хочу ее расстраивать, но иметь сороковой размер ноги для девушки — не самый приятный бонус в жизни.  

— Бодрое утро, — деловым тоном бросает Адель, закусив от натуги кончик языка.

— Не рано для гаджетов? — требую назидательно охрипшим от сна голосом. — Ты что, забыла третье правило?

Третье правило гласит, что ее общение с гаджетами не должно превышать четырех часов в сутки.

— Уже десять, — с легкой претензией сообщает она. — Уже все проснулись, кроме тебя. Папа онлайн, у нас партия. Я выигрываю. Может позвоним им?

Проснулись все? Почему никого в этом доме не слышно? 

Сердце делает небольшой рывок. Воспоминания обрушиваются на меня лавиной, от которой сон как рукой снимает. 

Егор, Мартин... 

Немцев…

Кошусь на тумбочку, где мой телефон подпрыгивает от сыплющихся в мессенджер сообщений. 

Чувствую легкое давление в груди. 

Я не хочу знать, что там в мессенджере. Я уверена, что мне пишет подруга. Я уверена, сейчас в Москве мне перемывают кости все, кому только не лень. И я рада тому, что могу просто спрятаться ото всех, потому что вдруг чувствую себя как никогда уязвимой.

— Я в душ, —  открыв ящик, смахиваю в него телефон, решив оставить его там до тех пор, пока не буду готова в него заглянуть. 

Встаю и на ходу расплетаю свою лохматую косу. 

Проходя мимо, кошусь на открытое окно, прислушиваясь к тому, что происходит у бассейна.

— Я уже звоню! —  кричит мне вслед сестра.

— Три минуты... — бормочу в ответ, рассматривая свое отражение.

У меня прибавилось веснушек на шее и на носу.

Блестяще.

Вздохнув, быстро чищу зубы, умываюсь и, приклеив под глаза патчи с экстрактом улиток, возвращаюсь в комнату. Рухнув на кровать, подтягиваюсь на подушках и заглядываю в планшет. 

Губы разъезжаются в улыбке. 

С экрана на меня смотрит моя очень лохматая мама. У нее под глазами золотые патчи, а рыжые волосы, на тон светлее моих, собраны безформенный куль на макушке. 

“Хелло”, — беззвучно делаю губами, а потом целую воздух.  

— Мороженое у них вкуснее нашего, — авторитетно заявляет Адель, жестикулируя пальцами. — Особенно клубничное, а еще я попробовала со вкусом пива.

Слышу приглушенный смех отца на заднем плане.

— Инглиш, плиз, — велит он ей за кадром.

— А ты, Тыковка? — вздыхает мама. — Где тебя вчера носило?

— Не называй меня так, — морщусь я и щипаю под ребрами доносчицу.

— А-а-а-й! — переигрывает она, падая на бок.

— Тыковкой? — издевается мама.

— Эммм… который у вас час? — по-английски спрашивает Адель, глядя в потолок и явно напрягая мозги.

— Полдень… — зевает мама.

— А вы чем занимаетесь? — интересуюсь у нее.

— Отдыхаем, То-То, — в кадре появляется лицо отца.

Театрально закатываю глаза. Это прозвище придумал мне он на мой седьмой день рождения. 

— То-то… — хихикает сестра.

Гротескно хмуря брови, папа рассматривает наши лица.

— Папочка! — взвизгивает и хохочет Адель. — Ты же черный!

Они улетели на три дня раньше нас, и, судя по всему, в номере не сидели ни минуты. 

— Просто у меня порядок с меланином, — сообщает он ей.

Хрюкаю от смеха, прикрывая рукой рот. 

В нашей семье отец единственный человек, способный получать загар без последствий для здоровья.

— Мы еще сыграем? — канючит Адель, а я перевожу глаза на окно, потому что возле бассейна вдруг слышны голоса.

Сердце снова делает рывок, и мне это порядком надоело...

— Только одну партию. Мне нужно поработать…

Медленно стекаю с кровати, пожевывая свою губу.