«Чтобы хорошо судить об эффектах, которые эта Летучая Соль [Гадюк?] может произвести в наших телах, мы должны знать ее способ действия, который заключается в том, чтобы открывать, измельчать, разжижать, пронзать и гнать к крайним частям тела и через поры кожи, – [я должен вставить замечание, что все это сказано в моральном, а не физическом смысле,] – все нечистоты и все странные [гетерогенные] тела, которые могут выйти этими путями. Кроме того, она является врагом всякого тления, очень дружелюбна и приятна нашей природе, которой она помогает и укрепляет, позволяя ей изгонять не только через поры кожи, но и осадой, и через все выделительные органы тела, избыточные жидкости, которые ее беспокоят; откуда и происходит, что она производит удивительные эффекты в тысяче случаев, излечивая большое количество болезней или, по крайней мере, принося большое облегчение в них, даже в тех, которые наиболее упорны и трудны для излечения; таких как апоплексия, летаргия, конвульсии, лихорадки и многие другие недуги, которые, как полагают, имеют свой источник в мозгу.»

Если бы этот писатель сказал, что очищенная совесть регулирует многие блуждания интеллекта, он бы открыто сказал то, что действительно имел в виду, и с чем никто не спорит.

Но мне еще многое предстоит сказать, даже рискуя быть утомительным, прежде чем я перейду к доказательствам того, что Человек является центральной фигурой в алхимии и герметической философии, и что совесть является отправной точкой в погоне за Философским Камнем.

Соображение, возможно, более важное, чем все остальные, заключается в том, что о совести нельзя сказать, будто она сама по себе заблуждается; другими словами, совесть не может грешить. Она судит каждого человека, одобряя добро и осуждая зло, но сама по себе она нетленна. Выражение «дурная совесть», как когда мы говорим, что человека мучает дурная совесть, говорится не о совести, а о человеке, которого осуждает добрая совесть.

У меня нет желания вступать в метафизическую дискуссию, но, чтобы объяснить мой взгляд на алхимию, мне необходимо сделать очевидным, если возможно, что в тех случаях, когда многие предполагают, что совесть заблуждается, ошибка заключается не в совести, а в суждении, применяемом для достижения целей. Таким образом, самые чудовищные и отвратительные вещи делались с чистейшей совестью, то есть с лучшими намерениями в мире. Это признание на первый взгляд может показаться равносильным полному отказу от только что принятого принципа; но это не так.

Совесть относится к целям, а не к средствам, за исключением тех случаев, когда последние рассматриваются сами по себе и считаются целями. Было ли жертвоприношение Карла Первого совершено хорошо или плохо, – это вопрос не для совести, а для суждения.

Суждения, которое используется для определения того, было ли это жертвоприношение необходимо для достижения определенной цели, причем только цель является объектом совести. Патриот любит свою страну и стремится ей служить, и это повсеместно считается добродетелью; но, стремясь к благу своей страны, он может ошибиться в средствах и ввергнуть свою страну в непоправимые беды. В этом и в любом другом возможном случае совесть решает относительно цели, или, говоря яснее, человек одобряется или осуждается в соответствии с целью, к которой он стремится; и это то, что все люди имеют в виду, вынося моральные суждения друг о друге. Мы всегда стремимся узнать цель, к которой стремится человек, чтобы определить, должен ли он быть принят или отвергнут судом совести, и если цель одобрена, ошибка в средствах, как бы ни была она прискорбна, вызывает сострадание, а не осуждение.