В Коране нет ничего более оскорбительного, чем постоянное осуждение на «адский огонь» неверующих, просто потому, что по природе вещей страх никогда не делал и не может сделать человека честным.
Определить, какое именно поведение угодно Богу, может быть делом других принципов, в которых люди могут сильно расходиться. Но это различие в суждениях, применяемых к фактам при решении вопросов истории и т.д.; однако, когда удается решить, что какое-либо конкретное поведение человека угодно Богу, обязанность подчинения уже предписана в совести.
В дополнение ко всему сказанному, есть один способ постановки вопроса, который, кажется, исключает всякие споры; ибо пусть будет предположено, что какой-то другой закон, помимо закона совести, имеет больший авторитет, как он может быть подтвержден, если не самой совестью, к которой в конечном счете необходимо обратиться за одобрением закона? ибо сказать, что человек должен руководствоваться каким-либо законом, значит использовать язык совести. Если же можно предложить какое-либо правило до совести, которое по праву требует повиновения, то было бы неправильно повиноваться закону совести; но поступать правильно – это самая суть закона совести; так что, предпочитая другой закон, человек доходит до абсурда, утверждая, что неправильно поступать правильно.
Нет места, где сила совести проявляется так полно, как на исповеди, и нет людей в мире, более способных понять силу совести, чем католическое духовенство. Без сомнения, в практике исповеди сопутствующе действуют многие принципы, особенно страсти надежды и страха; но в подавляющем большинстве случаев совесть является главной движущей силой, поддерживающей исповедальню, и в некотором смысле ее можно считать опорой всего здания Католической Церкви.
В большинстве случаев слово «дух» в Псалмах и Притчах, а также в других местах Писания, означает совесть; как в Притчах xviii. 14: «Дух человека переносит его немощи; а пораженный дух – кто может подкрепить его?» – что означает именно это: добрая совесть поддержит человека в немощах, но никто не может вынести уязвленной совести; и поскольку это так, и поскольку средства примирения являются объектом не столько совести, сколько суждения, которое подвержено ошибкам, множество людей ищет его в формах установленного вероучения, которое другие считают единственно действенным. Исповедальня предоставляет средства примирения с Богом, то есть, с собственной совестью; ибо она приходит в конечном счете к этому. Ни один католик не может чувствовать себя принятым Богом, пока не удовлетворит свою собственную совесть соблюдением того, что считается необходимым для этой цели. Все жертвы, обряды поклонения, соблюдение церковных форм и церемоний и т.д. в конечном счете имеют одну великую цель, а именно, чувство единения или принятия Богом, и это по своей сути означает не что иное, как то, что человек может примириться в своей собственной совести. Оставьте хоть малейший изъян в совести, и человек в этой мере становится изгнанником и отверженным от присутствия Бога; и это не случайный, а необходимый результат.
Трудность в этом вопросе заключается не в совести, а, как я уже говорил, в суждении о средствах, применяемых для исполнения велений совести. Например, правильно для человека искать славы Божьей; но делать это разумно требует самого глубокого из всех знаний, знания Бога и того, что служит Его славе; или, если для человека правильно искать блаженства здесь или в будущем, требуется подобный же вид знания. Возможно ли это знание без очищенной совести – это может быть вопросом, и в этом пункте алхимикам, возможно, пришлось бы защищаться; я лишь намекаю на этот момент, чтобы показать, что он мне пришел на ум.