Да, на Василия вдовы и бабы заглядывались. Судьба у многих складывалась незавидная, война оставила почти всех без мужиков, а Василий был хоть куда – статный, высокий, подвижный, в его руках всё горело. Многие вдовушки привечали его к себе, но у них росли дети, мал мала меньше, а чужую ораву поднимать не хотелось.

– Правда твоя, баба Нюра. Да не знаю, кого выбрать.

– А ты сильно не раздумывай. Выбирай по душе – и не ошибешься. Вон у Злоказовых сколько девок баских, бери любую.

– Подумаю, – отговаривался тот и подкручивал усы.

Действительно, усы у Василия выросли знатные, чапаевские, и усы свои он обихаживал, но такие, как у него носили немногие. Острые, тонкой ниточкой, лихо закрученные по краям.

Василий постоянно работал, обзавелся своим домом, ему стукнуло уже тридцать с хвостиком. Касли стали его новой родиной. Пришло время жениться.

Как всегда, помог случай. На дворе стоял сентябрь. Бабка Нюра, а жили они недалеко друг от друга, позвала к себе помочь по старой памяти опустить собранную картошку в подпол. Когда Василий после рабочей смены зашел к бывшей хозяйке, то застал у неё молодую девушку. Имя у нее оказалось красивое и редкое даже по тем временам – Евдокия. В глаза сразу же бросалась её молодость и неопытность, она была моложе его больше чем на десять лет.

Евдокия и Василий несколько раз взглянули друг на друга. Можно ли увидеть человека первый раз в жизни и понять, что тебе с ним будет хорошо, что по жизни это твой человек? Что ты сможешь ради него оставить своих родителей? Именно это и почувствовала Евдокия, она смутилась и чуть улыбнулась.

Василий, тёртый калач в общении с женским полом, вдруг понял, что его вольная жизнь закончилась. Чтобы скрыть свое смущение, он несколько раз подкрутил свои усы и открыто улыбнулся. Однако вслух обратился к хозяйке:

– Где у тебя картошка, которую надо спускать, баба Нюра? Сейчас мы с Евдокией тебе живо поможем. Смотри, каких два помощника к тебе заявились, успевай, пользуйся случаем.

– У меня уже всё готово. Спускать будем вёдрами, а картошка в кухне, рядом с подполом стоит в больших мешках.

Василий снял верхнюю тужурку и передал её Евдокии, поглядывая на девушку. Затем он спустился в открытый лаз подпола на кухне, осмотрелся там немного, и крикнул, высунув голову:

– Насыпайте картошку и передавайте мне, так дело быстрее пойдет.

Все трое включились в работу. Когда мешок почти освобождался, женщины волоком тащили его к лазу. Василий ловко ставил мешок на плечи и пропадал у них из виду. Троица работала, не торопясь, но слаженно и размеренно. Когда Василий в очередной раз понёс рассыпать картошку в приготовленный заранее загон, бабка Нюра прошептала Евдокии:

– Ты уж на меня не серчай за то, что я попросила тебя подойти сегодня вечерком и помочь мне. Видишь, как дело спорится.

– Тётя Нюра, мне совсем не трудно.

– Ты родителям-то сказала, что ко мне отправилась? А то как бы не потеряли тебя, девка.

– Мы же с вами соседи по огороду, матушка и отпустила запросто. Как не помочь?

В это время из подпола высунулась голова Василия:

– О чем шепчитесь? Не меня ли обсуждаете?

– А чего тебя обсуждать? Ты у нас хоть куда, всё при тебе, – засмеялась хозяйка. – И сейчас как быстро управляешься.

Сентябрьский день, особенно в конце месяца, уже короткий, за окнами стали сгущаться сумерки. Закончив хозяйственные хлопоты, баба Нюра усадила своих помощников за стол. На нём стояла керосиновая лампа, которая освещала скромное угощение – жареную рыбу, чебаков, и томлёную в русской печке картошку, залитую молоком и яичком. В середине стояла пузатая бутылка самогона, заткнутая деревянной пробкой. Крупным ломтями на салфетке лежал свежеиспеченный хлеб.