Кенджи Танака, пытаясь успокоить членов экипажа, испытывающих все более сильные физические и психические трансформации, почувствовал, как температура в медицинском отсеке резко упала. Потом поднялась до невыносимой жары. Системы климат-контроля работали, но отсек, казалось, «вспоминал» другие климатические условия.

Каэл, патрулируя коридоры, наткнулся на то, что заставило его замереть. Перед ним в стене появилась трещина. Она не была похожа на обычную трещину от удара или напряжения. Она была… неправильной. Из нее исходило слабое, пульсирующее свечение, и оттуда доносился тихий, многослойный шепот, который звучал как тысячи голосов одновременно, говорящих на разных языках и с разной скоростью. Трещина расширялась, а потом начала медленно закрываться, как будто стена сама по себе заживала, но процесс был медленным и неестественным.

Корабль, их безопасная крепость в глубинах космоса, превращался в кошмар. Его стены дышали, его системы сходили с ума, его структура становилась зыбкой и непредсказуемой. «Авангард» не был больше надежным домом. Он стал еще одной переменной в этом ужасающем уравнении временной аномалии, непредсказуемым и потенциально смертельно опасным сам по себе.

Вскоре после того, как первые, относительно незначительные, временные трансформации проявились у экипажа, и стало очевидным, что корабль тоже подвержен аномалии, Капитан Петрова приказала установить связь с Космической Федерацией. Это был стандартный протокол в случае столкновения с неклассифицированной аномалией, тем более такой опасной.

«Джакс, установите канал связи с Центральным Командованием Сектора», – приказала она. «Приоритет Альфа-Омега, кодовое слово „Зирон-Бермуда“.» Кодовое слово «Бермуда» использовалось для обозначения критической ситуации, связанной с пространственно-временными искажениями.

Джакс кивнул и начал работать на консоли связи. Обычно это была рутинная операция. Найти ближайший ретранслятор, установить защищенный канал, передать пакет данных. Но не сейчас.

«Пытаюсь установить канал, Капитан», – доложил он через минуту, его лицо было напряженным. «Сигнал… он не проходит. Или… он возвращается? Мои приборы показывают, что исходящий сигнал… накладывается на входящий. Как будто я говорю сам с собой, но с задержкой в несколько часов».

На одном из вспомогательных мониторов мостика появилось изображение, которое должно было быть графиком прохождения сигнала. Вместо этого оно представляло собой искаженную, пульсирующую линию, которая изгибалась и заламывалась, будто отражаясь от невидимой, неправильной поверхности.

«Попробуйте на всех доступных частотах», – настояла Елена.

Джакс провел еще несколько минут, переключаясь между стандартными федеральными частотами, аварийными каналами и даже устаревшими протоколами. Результат был тем же. Сигнал либо не уходил вовсе, либо возвращался в искаженном виде, неся бессмысленный шум или фрагменты их собственных, записанных ранее сообщений.

«Нет прохождения, Капитан», – обреченно сказал Джакс. «Наш сигнал… он будто не может выйти за пределы этой зоны. Или… зона сама по себе является барьером для обычной связи».

«Арис, есть идеи?» – спросила Елена, обращаясь к научному отсеку по внутренней связи, которая тоже периодически трещала и искажала голоса.

«Предполагаю, что это прямое следствие темпорально-пространственного искажения, Капитан», – ответил Арис. Его голос звучал с легким эхом, хотя он находился в соседнем отсеке. «Электромагнитные волны, несущие сигнал, подчиняются тем же законам физики, что и все остальное. Если пространство-время искажено, волны не могут распространяться прямолинейно или с постоянной скоростью. Возможно, они изгибаются, замыкаются сами на себя, или просто… растворяются в хаосе аномалии. Мы находимся в пузыре. Информационном пузыре».