«Он не показывает минус двести, Ли, он показывает состояние „минус двести“», – устало поправила Аня. «В другом временном срезе этот датчик, возможно, еще не был установлен, и его показания нулевые или абстрактные. А в другом – он уже замерз в пустоте после разгерметизации. Мы видим их все сразу».

Она попыталась перезагрузить консоль, но когда ее пальцы коснулись панели, та на мгновение покрылась толстым слоем пыли и паутины, как будто простояла без ухода десятилетия. Аня резко отдернула руку, и панель снова стала чистой, современной.

«Капитан, это не сбои, это… темпоральная коррозия!» – доложила Аня по связи. «Части корабля стареют и молодеют с невероятной скоростью! Я только что видела, как несущая балка в коридоре палубой выше на секунду покрылась ржавчиной и искривилась, а потом снова стала гладкой и новой! Системы жизнеобеспечения… фильтры воздуха… они то забиты, как после многолетней эксплуатации, то чисты, как только что с завода! Насосы… один сейчас гудит как новый, следующий – скрипит, как будто ему сто лет!»

По всему кораблю разносились странные звуки. Скрип металла, который звучал так, будто корпус сминают. Глухие удары, не имеющие видимого источника. Звяканье инструментов, падающих со столов, даже если на столах ничего не было. Иногда слышался тихий, как будто далекий, шум работающих систем, который, по всем показаниям, не должен был быть слышен в этом месте.

В коридорах освещение вело себя как капризный призрак. Лампы то вспыхивали ослепительным белым светом, то мерцали тусклым желтым, как старые лампы накаливания, то гасли вовсе. Стены иногда казались размытыми или полупрозрачными, открывая взору что-то, что не должно было находиться там – провода, которых не было в схемах, или смутные очертания других отсеков, находящихся, по логике, совсем в другом месте корабля.

Двери отсеков открывались и закрывались сами по себе, иногда с пронзительным скрипом, иногда беззвучно. Однажды дверь медицинского отсека просто… исчезла на несколько секунд, оставив лишь пустой проем, а потом вернулась на место с громким лязгом.

«Система внутренней связи тоже нестабильна, Капитан», – доложил офицер связи с мостика. «Голоса пропадают, накладываются друг на друга. Иногда слышны… другие звуки. Шум ветра? Морской прибой? И… кажется… голоса других людей, которых нет на корабле».

На мостике видоэкран, который ранее показывал текучие цвета аномалии, теперь начал демонстрировать фрагменты других видов. На секунду можно было увидеть звезды, но не те, что были до входа, потом – размытый образ планеты, потом – внутренность какого-то помещения, не похожего на отсек «Авангарда». Эти «окна» в другие места и времена были мимолетными, но глубоко дезориентирующими.

«Гравитационные стабилизаторы колеблются, Капитан!» – крикнул Джакс, пытаясь удержать равновесие, когда пол под ногами на секунду стал легче, а потом тяжелее. «Ощущение… как будто мы то падаем, то резко взмываем вверх, хотя мы неподвижны!»

Аня, в Инженерном, с ужасом обнаружила, что корпус корабля начал проявлять признаки локального «временного омоложения» до стадии сырья. На небольшом участке стены металл потерял форму, став похожим на текучую, бесформенную массу, которая тут же, к счастью, затвердела обратно. Но это был пугающий прецедент. Если бы это произошло с критически важным участком, это могло бы вызвать разгерметизацию или структурный коллапс.

«Это не просто техника ломается, Капитан», – голос Ани был напряжен до предела. «Корабль… он сам меняется! Его физические свойства нестабильны! Я не могу ничего починить, если то, что я пытаюсь починить, то существует, то нет, то является новым, то старым!»