Конечно, было жалко расставаться со школой, с верными друзьями, но и новая жизнь казалась интересной, особенно когда отец начинал фантазировать о том, как мы, наконец, обзаведемся не съемным, а собственным домом и садом…
Дорожные издержки и хлопоты воспринимались нами как должное – мы привыкли к кочевой жизни и были счастливы, потому что впереди нас ждала дорога. А нет ничего прекраснее в детстве, чем это тревожное, сквознячком обжигающее душу ощущение предстоящего путешествия.
Липецк некогда был уездным городом Тамбовской губернии. Он раскинулся по обоим берегам реки Воронеж. Глаз радовали разноцветные степи, высокие холмы, над которыми возвышался красивый собор. Сам город был тихий, маленький по контрасту с Мариуполем и, в общем-то, уютный, особенно в пору, когда по весне утопал в зелени и цветах. До революции он был известен главным образом своими целебными грязями и минеральными водами. Давным-давно закрылись железоделательные заводы, созданные по указу Петра I для нужд строившегося российского флота, заглохла слава липецких лечебных вод. Правда, сохранился старинный остроугольный памятник царю, который горожане насмешливо называли «зубочисткой Петра Великого». Оттуда, с холма, виднелись возвышающиеся на левом берегу реки Воронеж корпуса и заводские трубы металлургического завода. Дымное марево висело над скучившимся городком. Таким нас встретил Липецк. Таковы были мои первые впечатления.
Липецк в то время насчитывал примерно шестьдесят тысяч населения. Он был сравнительно промышленным городом: здесь уже начал набирать обороты Новолипецкий металлургический завод. Строительство этого завода, именуемого за масштабы и новаторство Липецкой Магниткой, началось в начале тридцатых, затем был построен труболитейный завод, радиаторный, тракторный, силикатный. Преобразился старый Сокольский завод, гордо именуемый «Свободным соколом», который давал не только чугун, но и больше половины всех выпускаемых в стране водопроводных труб. Вместе с ростом промышленного производства на моих глазах рос и заметно менялся внешний облик Липецка.
Город лежал на холмах, рассеченный рекой, как кривым турецким клинком, неравномерный в своих частях. Одна часть была более или менее благоустроенная. Это, если мы говорим про самый центр, – от Коммунальной площади до Площади Революции. В этом районе находилась купеческая, хорошо обжитая часть старого Липецка. Старинные двухэтажные купеческие дома, почти в каждом окне с деревянными, резными наличниками – герань. Здесь вполне могли бы жить герои Александра Островского или Глеба Успенского. Еще в начале XX века окрестные улицы были замощены и хорошо освещены, а в 30-х годах здесь проложили асфальт, началось благоустройство прилегающего Нижнего парка.
По окраинам Липецк все же больше напоминал мне деревню – почти половина домов были деревянными, крытыми обычно прямой соломой. Мусора и грязи на дороге хватало. Конский навоз устилал плохую брусчатку сантиметровым слоем дурно пахнущей жижи, но весенние ручейки, что текли по улицам, смывали ее. Конец города был в том месте, где сейчас находится Центральный рынок, а от железнодорожного вокзала и до Сокола шла улица «Одноличка», по другой стороне которой был Быханов сад. Как помню, жила на ней фамилия Бессоновых и еще три или четыре семейства – вот и вся улица до Сокола.
Мы вначале на Соколе сняли угол. А потом папа купил мазанку на Спиртзаводе>15. Ну, не мазанку, но и полноценным домом это строение никак нельзя было назвать. Скорее, это был своего рода амбар, обмазанный снаружи и внутри глиной от пожара и для утепления, а сверху крытый соломой. Это потом, уже после войны, мы привели дом в божеский вид. Отец попросил: «Витя, помоги построить дом». Вдвоем с Русланой помогали деньгами, дом довели до ума. Папа потом все любил повторять фразу: «Вот эта половина дома – ваша, другая половина – Руслане».