Из подсобки вышла его мать, увидев его, она просияла в улыбке, подошла к нему и обняла.

– Ты чего в такую рань встал? – спросила она. – У вас же только в полдень построение, насколько я знаю.

– Да, верно. Но я собрался забежать в монастырь, посмотреть, как там Лада. Вы же вчера даже словом не обмолвились о ней.

– Ну, так и времени всё рассказать не было, вчера все в делах были, если ты вдруг не заметил.

– Да, я понимаю, мам, – ласково сказал он, затем поцеловал её в щёку. – Слушай, как бы там у меня прошёл разговор с Ладой, но вечером она будет дома. Хочу вечером собраться всей семьей. Найдите себе замену на сегодня.

– Хорошо, сын. Возьму соседскую девку на подмену. А без Колояра и так ничего не изменится, – она улыбнулась.

– Кстати, а где дядя?

– Он, как это часто бывает напился вчера. Ты ведь такой повод дал, – она чуть рассмеялась, – а потом с какой-то понтийской шлюхой ушёл в свою избу. Сейчас, наверное, ещё спит.

– И часто он так? – немного взволнованно спросил Родомир. – Раньше-то я не припомню такого.

– Ты же ушёл. Вестей от тебя и так не было, а как война началась, так он от переживаний и начал пить. Он хоть и не выказывает этого, но я-то вижу. Переживал он, за тебя, – с грустью сказала Агидель. – Он сейчас, как постоялец, который не платит, нежели охрана: бесплатно ест, пьёт, да трахает местных лахудр.

– Так выходит, это я виноват, – с прискорбием заключил Родомир.

– Сын, не вини себя, видимо были причины, по которым от тебя вестей не было. Но и за дядю своего не переживай, уж в конченного пьянчугу он не превратился. Отпор дать любому может, да и нас он здесь защищал как надо. Костьми ляжет, только бы с нами чего не случилось – за то и любим!

– Про шуточки его, ты забыла, – он рассмеялся.

– Да, конечно, за шутки тоже, – Агидель тоже смеялась.

Их разговор был прерван, мужчиной, который, хромая на левую ногу вошёл в трактир. Они взглянули на него: он был немного пьян, а в руке держал букет полевых цветов. Агидель не могла узнать кто это, но Родомир узнал своего друга Бояна. Он подошёл ближе, остановился перед ними и обратился к матери Родомира:

– Тётушка Агидель, можно я сразу буду называть Вас мамой?!

– Это с чего вдруг? – с явным недовольством спросила она.

– А я пришёл просить руки Ладочки, дочери Вашей, – он с какой-то мерзкой улыбкой перевел взгляд на Родомира, – твоей сестры, да. А что ты так смотришь? Я теперь тебе и отец-командир, и зять, и брат буду! Ты не рад, что ли?

– Мы, братец, обсуждали уже это. Не люб ты ей, на том и порешили, – Родомир говорил раздражённо, – ты к ней не лезешь больше, так было!

– То было пару лет назад, она ж ещё девчонкой несмышленой была. Сейчас она наверняка изменилась, да и я сейчас человек другой – военный, при чине. Если этого мало, то ночью я узнал кое-что, что не понравится ни тебе, ни твоей семье. Я пока человечку этому язык сказал попридержать, но могу своё решение поменять, – он неприятно улыбнулся.

Как только изо рта Бояна раздался последний звук, Родомир ударил его в лицо. Тот упал на спину, а разъяренный Родомир, нависая над ним, нанёс ещё несколько ударов.

– Ты, сука, семье моей, мне угрожать, вздумал!? Ты же с места этого больше не сойдёшь, тварь! – в гневе кричал Родомир, держа обмякшее тело за грудки и продолжая наносить удары.

Его налитые кровью, глаза смотрели на разбитое лицо теперь некогда друга, сейчас в нём кипела ненависть. Родомир испытывал к нему призрение, и после этих слов, у него и вправду появилась мысль убить. Он замахнулся, чтобы нанести ещё несколько ударов.

– Хватит! – вмешалась Агидель. – Сынок, остановись!