– Представляю…

– Ни хрена ты не представляешь! Как и я! Посему закончили покамест попусту воздух сотрясать! Тем паче мы уже на месте! Вот и наша деревушка! – с облегчением выдохнул Ратибор, большую часть пути избегавший говорить о том, кто займёт трон после как можно более жестокого умерщвления всех ворогов. Данный вопрос изрядно его самого занимал, тревожил и тяготил одновременно.

Солнце совсем недавно с ленцой выкатилось из-за горизонта, и не все ещё петухи залихватски отгорланили свои утренние песнопения, когда два товарища завалились в «Дальнюю дорогу». Трактирщика Мефодия, на пару с его неизменными помощниками из местных, Буславой и Варнулом, только-только заявившимися на работу, чуть кондрашка не хватила от шока, так как поначалу они подумали, что перед ними – призраки, ибо давненько ничего не слышали о двух приятелях и решили, будто те уже не жильцы на этом свете. С учётом того, с какой пугающей регулярностью мирградские витязи любили находить на свои буйные головы неприятности (особенно это касается, конечно, Ратибора), подобные нехорошие мыслишки были простительны корчмарю и его мнительным служкам, накрутившим себе за несколько лет бог весть что. Про разномастные бредовые слухи, которые с пугающей регулярностью долетали до Зябкино с разных концов Руси-матушки, уж и упоминать не стоит: один краше другого.

Впрочем, могучий рык дюжего ратника мигом вывел из оцепенения как Мефодия, так и сестру с братом, заставив крайне суматошно засуетиться всех троих; первый заказ за день, прозвучавший как: «Чего застыли, остолопы? Пожрать несите! И попить! Мяса и кваску! И да, коней наших также напоить и накормить!» – грянул словно гром среди ясного неба. Вскоре Мефодий, про себя слёзно попросивший у Перуна с Велесом и Сварогом, чтобы никакая ватага лиходеев, для их же блага, к нему нонче не завалилась, самолично принёс дорогим путникам, привычно плюхнувшимся за угловой столик, здоровенный поднос с грамотно копчёнными голяшками, лопатками и шеей барашка да двумя пузатыми жбанами с лучшим квасом из своих неприкосновенных запасов. Затем трактирщик терпеливо дождался, когда проголодавшиеся с дороги путешественники досыта набьют свои урчащие утробы, и только после этого несмело спросил их, может ли он присесть рядышком. Получив утвердительную отрыжку от Ратибора, Мефодий тут же проворно примостился на взятый у соседнего стола табурет. Что ушлому кабатчику больше не терпелось: рассказать местные новости аль послушать о похождениях бравых мирградских богатырей, пожалуй, являлось тайной даже для него самого.

– Благана у себя? – Ратибор перебил только-только было открывшего рот корчмаря на первом же слове. – С ней всё в порядке?

– Всё с ней в порядке или нет, лишь Велес ведает, – чуть замешкавшись, не очень уверенно пробубнил в ответ враз помрачневший Мефодий. – Ибо не у себя она!.. И давно уже!

– М-дя? Переехала, что ль?! – чемпион Кузгара хмуро воззрился на трактирщика. – И где же наша ведунья нынче обитает?

– М-м-м… – задумчиво пожевал губами корчмарь. – Кто ж её знает. Где-то в лесу…

– Не понял?! – Ратибор мигом вскипел, аки самовар. – Чего ты там еле слышно мямлишь, колупай?! Подзатыльник, что ль, отвесить, дабы пошустрее балакать стал?

– Обожди, друже! – Мирослав с укоризной зыркнул на приятеля, а после внимательно посмотрел Мефодию в глаза. – Чего случилось, старче? Вещай! И не пужайся. С тебя спрос невелик… Так ведь?

– Так, так! – утвердительно затряс всклокоченной гривой хозяин «Дальней дороги», а затем наклонился в сторону воинов и боязливо зашептал: – В общем, пару лет назад власть в Мирграде сменилась, как вы, конечно, знаете. А примерно через полгодика, точнее не скажу, уж извиняйте, сюда, к нам, заявилась новая властительница, собственной задницей, представляете?! А с ней суровая дружина, сотни в три с половиной кочанов, а может быть, и все четыре. Подле княгини также вилась некая странная и очень страшная женщина, по виду – настоящая ведьма. Не из наших, то бишь не из русичей. В общем, заморская гадина. Сколько годков ей было, сам Карачун наверняка не ведает, ибо впечатление сложилось, что молодеет она не по дням, а по часам, прям на наших моргашках. Но кошмарна необычная чужеземка была даже не этим, а тем, что периодически могла то зареветь, словно ребёночек, то заржать, аки добрый рысак, то жутко завыть, будто обличье дикого зверя какого на себя примерила… И глаза! Видели бы вы её мутные зыркули!.. Явное безумие в них сквозило… А ещё невероятная безжалостность и… беспроглядная тьма. Необъятная, беспросветная и бескрайняя. Перун не даст набрехать, всё естество этой пришлой колдуньи прогнило насквозь, от макушки до пяток. Черным-черно в её душе. И уже давненько…