И тут я вижу, что Илья знает обо мне многое. Передо мной лежат оладьи, политые моим любимым вишневым вареньем. Сметану я не люблю, хоть и ем, конечно, но он-то откуда это узнал? Отпив кофе с молоком, понимаю, что и он сделан именно так, как мне нравится. Это что-то важное значит, только я не понимаю, что именно. Любовная лихорадка подросткового периода меня как-то обошла, поэтому опыта взаимоотношений с противоположным полом совсем нет. Но вот явная забота Ильи, знание о том, что я люблю – это же не просто так?

– Спасибо, – тихо благодарю его, а Илья умудряется меня мягко очень обнимать даже в таком положении. – Мы почти сутки проспали, ты знаешь?

– Феоктистов распорядился, чтобы не мешали, – отвечает он.

– Вовремя, – вздыхаю я, думая о том, что нам сегодня предстоит.

– Сейчас поедим и сразу к нему, – извещает меня напарник. – Вызов есть.

– Перекинь ему наши выводы, пожалуйста, – прошу я Илью, наслаждаясь завтраком.

– Уже, – отвечает он. – С твоего наладонника.

И я чувствую смущение, хотя, если подумать, ничего особенного не произошло – ведь Илья известил начальника с наладонника командира группы, но я чувствую при этом горячую, просто обжигающую благодарность, отчего, наверное, краснею. Мне приятна забота Ильи. И я, конечно, понимаю, что он так заботился обо мне последние пару лет, но вот именно сейчас она мне приятна. Я не готова делать какие-то шаги, просто осознаю: что-то меняется во мне самой.

Доев, я некоторое время сижу спокойно – беру себя в руки, усилием воли подавляя нежданные эмоции. Мне очень важно сейчас собраться, ведь совершенно непонятно, что у нас дальше. Несмотря на то, что дело раскрыто, оно не закрыто еще. Нужно убедить товарища Феоктистова послать корабль в прошлое – спасти детей, да и разобраться все же, что это за «тайное место» на планете, о котором краем уха услышал основной наш фигурант.

– Пошли? – спрашиваю я Илью.

– Пойдем, Уля, – кивает он мне.

Мы выходим из комнаты отдыха, направляясь на базу, ведь сейчас мы еще на «Панакее». Нужно дойти до подъемника, опуститься на пять уровней и пройти галерею, соединяющую звездолет с Главной Базой Флота. При этом я не погружаюсь в свои мысли, а краем глаза за напарником наблюдаю: как он идет, как по сторонам смотрит… И вот кажется мне, что он меня будто защищает от всего вокруг, словно я ему… дорога? Тогда нельзя на него злиться, потому что могу ранить ненароком. Ну, если это чувства, конечно. Вот и галерея, кстати.

– Одно из двух, – замечает Илья. – Или нас пошлют отдыхать, или же история не закончена.

– Даже не знаю, что лучше, – признаюсь я ему. – С одной стороны, хочется… А с другой…

– Да, – соглашается напарник. – Очень уж страшно.

Действительно, страшно видеть то, что мы увидели вчера. Для Человечества дети превыше всего, и смотреть, как их убивают, при этом не быть в состоянии что-то сделать – жутко, на самом деле. Я понимаю: не будь рядом Ильи, я бы разревелась, а он меня успокоил просто присутствием своим. Но почему? Ведь раньше такого не было!

Впрочем, справедливости ради, надо заметить, что раньше у меня настолько стрессовых ситуаций не было. Экзамены, тренировки, практика – все это кажется такой ерундой по сравнению с тем, что мы увидели. Вот где настоящий ужас, к которому я, положа руку на сердце, оказалась не готова, и если бы не Илья, кто знает, чем для меня закончилось бы.

Подъемник возносит нас на третий специальный уровень, который сто три, где в кабинете полтораста нас уже ждут. Интересно, что не в рабочем Феоктистова, а в «малом зале» так называемом. То есть для небольшой толпы предназначенном, но защищенном, как сейф. Интересно, почему именно там?