Пройдя через раздраженных задержкой пациентов Демокеда, Пифагор оказался сразу же среди самосцев с разных кораблей, явно чем-то взволнованных.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
– Нет, – ответил за всех муж лет пятидесяти, имени которого Пифагор не знал, хотя он уже попадался ему на глаза. – Корабли готовы к отплытию. Твой ученик исчертил всю палубу…
– Это не он исчертил, это оставили свои следы боги, – вставил Пифагор.
– Пусть боги! А мы, смертные, ходили по этому городу, как и ты. Посмотрели. Поговорили с людьми. И теперь хотим спросить тебя: куда ты нас ведешь, Пифагор? На Самосе – Поликрат. В других местах нас никто к себе не ждет, а отсюда никто не гонит. Мы можем избрать себе в Великой Элладе любое место. Поселиться в Кротоне, Метапонте, Сибарисе, Таренте. Где захотим.
– Как твое имя? – спросил Пифагор.
– Телекл, сын Аристодема.
– Ты прав, Телекл. На Самос нам нет пути, а отсюда нас никто не гонит. Но корабли, которыми мы овладели, принадлежат Самосу и их ждут самосские изгнанники, ведущие войну с Поликратом. И им решать, как с этими кораблями поступать. Я надеюсь, что, завладев Самосом, изгнав Поликрата, они вывезут сюда на этих и на других кораблях, какие захватят, всех самосцев. Ведь мы их не можем бросить в беде, в персидском рабстве. Но в этом случае нам надо будет не расселяться по эллинским городам, а отыскать место для нового Самоса. Возьми на себя это, Телекл!
– Я согласен! – отозвался Телекл.
– Мы останемся с ним! – послышались голоса.
– А мы будем с тобой, Пифагор!
Корабли вошли в гавань Трезен. В окрестностях этого города, как узнал еще на Самосе Пифагор, находился стан самосских изгнанников. Городок был маленький, но старинный, знаменитый как родина Тесея и место гибели Ипполита[31].
После благоприятного плавания следовало принести жертву Посейдону. Пифагор сразу и двинулся к храму Посейдона, покровителя Трезена, в сопровождении сорока начальников кораблей. Сопровождать их взялся один из местных старожилов, для которого, видимо, указывать путь чужеземцам было источником существования. Он повел мимо участка Ипполита с древним храмом и статуей, через акрополь, поскольку храм Посейдона находился у его подножия, со стороны моря. К удивлению самосцев, обязанности верховной жрицы Посейдона исполняла миловидная девушка. Она оставалась в этой должности до замужества. Заплатив ей деньги за жертвенных животных и дав их заколоть у алтаря Посейдона, самосцы прямиком направились к стану изгнанников, место которого указал тот же проводник. Не успели они пройти и стадия, как к Пифагору бросился стоявший на обочине юноша.
– Пифагор! Как ты тут оказался? – воскликнул он, обнимая брата.
– Я привел сорок своих кораблей, – ответил Пифагор с улыбкой.
– Да ты шутишь! Откуда у тебя корабли?
– Не шучу. Вот их начальники. Они подтвердят, что находятся под моим командованием, а до того подчинялись Поликрату и едва не оказались у Камбиса. Я же от своего имени прошу тебя или кого другого их принять, ибо быть навархом не мое дело и меня ждут иные дела.
И все же Эвном не поверил сказанному и пожелал взглянуть на корабли. Желание его было удовлетворено. И, уединившись с Пифагором в каюте, он услышал историю о захвате кораблей во всех подробностях, заодно и о странствиях брата, а затем спросил:
– Какое же дело может быть важнее, чем освобождение родины?
– Мне кажется, – начал Пифагор, – приведя сорок кораблей, я не уклонился от священных обязанностей гражданина. Но, вернувшись на Самос, я надеялся основать там школу. Остров же оказался под властью слишком суровой для свободного человека и свободных занятий. Даже если его удастся освободить от тирана, в десятке стадиев от нас захваченный персами Милет. Нельзя жить на вулкане! На пути из Картхадашт в Трезен я посетил Великую Элладу. Из земель, заселенных эллинами, это самое тихое место, хотя варвары, как и всюду, под боком. Мне же нужно десять – пятнадцать лет спокойствия, чтобы написать справедливые законы, чтобы вывести породу эллинов, не уступающих в мудрости египетским и вавилонским мудрецам, но служащих эллинской идее.