И вот пришёл день второго экзамена. История.
Ещё со школы я привык, что моя фамилия, как правило, всегда в самом начале списка. Однако в этот раз меня вообще не озвучили в списках сдающих. Как оказалось, в приказ об отчислении меня не включили, но и в списках абитуриентов фамилия уже не значилась. Снова выручил Ашот. Он собственноручно вписал меня в списки сдающих экзамен, последним.
Не было большего мучения, чем ждать, когда весь поток,
две учебных роты, сдаст свой экзамен.
Как я уже говорил, приём экзаменов проходил в палатках. Но если на первый экзамен я заходил в начале, то на этот раз – самым последним. В палатке было хуже, чем в бане, влажная жара и просто нечем дышать от острого запаха пота. Два офицера, принимавшие экзамен, сидели за столом в мокрых от пота рубашках с расстёгнутыми не по уставу верхними пуговицами. Им периодически приносили свежую воду в графине, но они практически сразу выпивали её до дна, и было очевидно, что облегчение получали ненадолго.
Один из них, кап-два, сидел за столом ко мне спиной, а второй, каперанга[6], предложил мне представиться и брать билет. Удивившись отсутствию меня в списках, тем не менее, он согласился выслушать мой ответ, тем более я сразу заявил, что могу сдавать без подготовки. Едва я начал ответ на первый вопрос, повернулся второй офицер. Это был тот агитатор, что приезжал в мой город. Он, даже не взглянув на меня, прервал мой ответ и предложил переходить ко второму вопросу. Едва я начал отвечать, он снова, перебив меня, спросил, откуда я прибыл в училище. После моего ответа кап-раз рассмеялся, и предложил своему товарищу ставить мне «отлично».
Так, по итогам второго экзамена я снова был включён в списки абитуриентов. А гитару стал брать в руки только после сдачи очередного экзамена.
Дальше были физика, сочинение, экзамен по физической подготовке. Мне удалось эти этапы поступления пройти успешно.
При сдаче ФП на трёхкилометровой дистанции даже удалось прийти вторым из всего потока. Сказались тренировки в школьной секция по лёгкой атлетике.
А сочинение я вообще первым сдал на проверку. Ну, тут всё просто – это сочинение я фактически писал уже третий раз. Сначала написал его в школе на предэкзаменационной пробе, потом непосредственно на выпускном экзамене, и вот эта же тема мне досталась в третий раз. С памятью у меня было всё в порядке, поэтому я писал сразу набело, и вместо четырёх часов потратил один. Преподавательница удивилась, когда я сдавал работу, и сначала подумала, что я отказываюсь от экзамена, а потом, как рассказали ребята, улыбаясь, прочла моё сочинение, и я получил «отлично».
Потом мы проходили профотбор. До начала тестирования я не знал, почему абитуриенты более ранних потоков называют эту процедуру «душегубкой». Оказалось, что это испытание для всех абитуриентов проводилось в аудитории, куда нас набивали по три-четыре человека за парту. Закрывались все окна, форточки, двери, якобы для того, чтобы мы не отвлекались. Два раза ха-ха!
Едва народ кое-как расселся, специально назначенные мичмана пробежали между рядами парт, раздавая пачки заданий и тестов. Метроном врубили сразу же, как только раздали задания. Мичмана ходили вдоль рядов и постоянно орали:
– Время! Быстрее! Не отвлекаться! Не разговаривать!
Безжалостно выгоняли ребят, которые пытались списывать. Атмосфера в аудитории накалялась во всех смыслах. Закрытые окна и форточки создавали не просто духоту, а «душегубку». Пот плыл по телу, заливал лоб, глаза щипало от соли. Ручка скользила в пальцах, мокрые ладони оставляли на листах заданий пятна, на которых потом не писал шарик стержня. Самые продвинутые абитуриенты пытались писать карандашами, но мичмана эти поползновения быстро пресекли. Гнусное ощущение создавали мокрые рубашка и брюки. Всё тело чесалось, жутко хотелось пить и… дышать. Резкий кислый запах пота и прочих естественных выделений со всех сторон не давал вдохнуть полной грудью. Пару-тройку человек вывели, их стало тошнить.