Но ещё сильней действовало психологическое давление. Из аудитории никого не выпускали, даже в гальюн[7]. А если абитуриент настаивал на необходимости выйти, то его уже не пускали обратно.

Концентрироваться на тестах становилось всё сложнее, время на их выполнение с каждым заданием сокращалось, мучение становилось невыносимым, отвлекало всё. Метроном – словно по голове стучит, мичмана ходят между рядами, орут с разных сторон:

– Быстрее! Молчать! Не отвлекаться! Тупые придурки и неженки на флоте не нужны! Если вы не в состоянии решить элементарные задания, вам не место в офицерской кают-компании! Время! Не разговаривать! Кто не может, кому плохо – милости просим, валите домой, к мамочке! Меньше народу – больше кислороду! Не разговаривать!!! На корабле, в бою никто не станет выполнять ваши обязанности, а там будет похлеще, чем здесь! И отвлекать будет не сосед, а противник – ракетами, торпедами и глубинными бомбами! Быстрее! Быстрее!! Быстрее!!! Первое (второе, третье, ….. десятое) задание сдать! Никому не заглядывать в следующий тест! Абитуриент!!! Фамилия! Вон из аудитории!! Не разговаривать! Открыли следующее задание! Время пошло!..

И снова метроном. Секундами по темечку.

А ещё постоянное подталкивание под локоть от соседа, то справа, то слева…

Перерыв был ровно через четыре часа после начала тестирования. И на вторую часть тестирования после обеда добрая четверть абитуриентов не вернулась.

Но, как оказалось, после перерыва «бумажного» тестирования уже не планировалось. Нас перевели в другую аудиторию, где началась процедура, связанная с определением реакций организма, способностей вестибулярного аппарата каждого абитуриента и т. п. После «душегубки» казалось, что мы в рай попали! Сравнительно свежий воздух, хоть немного, но время на обдумывание, нет метронома, орущих мичманов. Всё размеренно, по-флотски чётко, последовательно. Так что этот этап профотбора для всех прошёл гораздо быстрее и легче.

На следующий день было индивидуальное собеседование с офицерами-психологами. Мне довелось общаться с довольно высоким капитаном 2 ранга. Вначале он опросил меня, откуда я прибыл, какая семья, кем работают родители, чем занимался в детстве, какие достижения были в учёбе, в спорте. Я старался кратко и чётко всё рассказывать. Но его не удовлетворили мои ответы, офицер мягко стал выпытывать подробности, как, что происходило в моей жизни, почему я поступал так, а не иначе, почему решил поступать в военно-морское училище, какие цели ставлю перед собой и т. д.

Нам заранее довели, что на индивидуальное собеседование отводится до пятнадцати минут, однако мы разговаривали уже более получаса, а кап-два всё не унимался. Примерно минут через сорок мы перешли непосредственно к теме о том, кем я вижу себя на флоте, на какой факультет собираюсь поступать, в какой класс хочу попасть – надводников или подводников. Выслушав мои ответы, основанные на прочитанных книгах о том, что подводники, как правило, невысокие, он меня удивил, заявив, что в современной лодке можно, фигурально выражаясь, в баскетбол играть. Поэтому мне с моим ростом совершенно спокойно можно записываться в класс подводников. И ещё добавил, что по итогам собеседования будет ходатайствовать о моём зачислении в училище.

Результаты профотбора и собеседования нам сообщили только на следующий день, просто огласив приказ об отчислении абитуриентов, не прошедших испытания.

Я прошёл.

В нашей учебной роте оставалось всё меньше и меньше ребят. Кого-то отчисляли по результатам экзаменов, кто-то сам отказывался от поступления, кого-то увезли в больницу с аппендицитом, кто-то слёг в санчасть с простудой. «Карандаш» срезался на физике и уехал домой, а Марат проходил середнячком каждый экзамен.