За их каретой следовало несколько подвод со всевозможным домашним скарбом. Из слуг в город взяли только Ульяну. Ей одной была открыта причина отъезда, так как по поводу горничной у помещиц был продуман весьма необычный план.

В последнюю перед их отъездом ночь, прощаясь с Марией, Фрол в душе радовался тому, что их тайна останется только их тайной, что удастся избежать всевозможных толков и сплетен.

Мария провела ночь в слезах, переживая будущую долгую разлуку. Умоляла чтобы Фрол не забывал её и дождался с их дитём, что б не нашёл бы себе какую-нибудь девицу из молодых крестьянок.

Прощаясь, она объявила ему, что будет с нетерпением ждать его в Смоленске с поручениями от управляющего,

– Ему дано такое указание, так что будем изредка встречаться, – добавила она.

Роды прошли без осложнений, мальчик рос здоровеньким и крепким, благо молока у мамы было в избытке.

Фрол, как и предполагалось, иногда навещал Марию и сына и постепенно привыкал к роли отца и главы семейства. Играя с младенцем, слушая его первый лепет, видя его первые неуверенные попытки встать на ножки, он всё больше привязывался к этому новому, явившемуся в этот мир, человечку. Чем крепче становилось это чувство, тем мучительнее становились его мысли об устройстве их дальнейших отношений с Марией.

Однажды, по прошествии года с момента пребывания помещиц в Смоленске, куда Фрол в очередной раз прибыл с поручением, его позвала к себе в комнату Елена.

– Я надеюсь, кузнец… – произнесла она величественно, делая ударение на слове «кузнец», – Что у тебя хватит здравого смысла не строить себе планов идти под венец с Марией Николаевной.

Глубоко задетый подчёркнуто пренебрежительным отношением к нему Елены, Фрол, еле сдерживаясь, молчал в ожидании дальнейших её слов.

– Отнесись к тому, о чём я сейчас скажу, со всей серьёзностью и пониманием. Мы с Марией всё обсудили и решили тебя женить на нашей горничной. Ты ей симпатичен, и она согласна принять твоего зачатого во грехе сына, как своего. Это решит все проблемы, ты сохранишь добрые отношения с Машей, будешь рядом с сыном, и вам предстоит в этом случае вполне обеспеченное существование. Надеюсь, ты не откажешься от такого подарка судьбы.

– Я подумаю, – Фрол внутренне весь вскипел от слов этой надменной барыни: – «Без мяня мяня жанили. А согласья маво вы спросили? Встречаться с одной, а жить с другой. Я не бусурман, а православный человек и чту заповеди божыи», – но промолчал, остерегаясь гнева барыни и немилости Машы.

– Он подумает!.. И думать нечего, всё решено. А, если «Нет», так в солдаты или в острог тебе дорога.

Из Смоленска вернулись только через полтора года и сразу же обвенчали Фрола и Ульяну.

Вся округа осуждала и презирала Ульяну: «Нагуляла дитё, скружила парню голову, будить теперь чужой плод ростить». А про Фрола говорили: «Божий человек, с дитём бабу взял, не погнушался. Ну, терпи таперича, Улька, усю жизню бить будить, пока не зашибёть до смерти».

Мария втайне от всех переживала двойственность своего положения. Ни жена, ни вдова, она часто плакала по ночам, уткнувшись в подушку.

Фрол после дневных трудов приходил и запирался в своей отведённой для него комнате, не проявляя к Ульяне особого интереса.

По доброте своей души она, как и Мария, вся отдалась заботам о младенце, тем более ребёнок был вписан дьяком в церковную книгу, как её родной сын Дмитрий.

Мария была довольна таким отношением Ульяны к мальчику и со своей стороны распорядилась привезти из города в имение её престарелых родителей и сестёр и кормить на кухне наравне со всеми слугами и работниками.