– С Улей? Так ты её теперь называешь? Я ей так верила!.. Ты был с ней близок, ты мне изменил?.. Ты не выдержал даже такой короткой разлуки. Изменщик! Ну почему?.. Почему?.. Я тебя спрашиваю!
– Ни люба ты мине стала, да, и ни была люба, видать… Уля мине жана, мы с нёй ровня. Нас свёл сам господь. Негоже мне идтить против воли божий… Митя мой сын, Уля ему мать… Ты сама сделала так, шо б усе так щщитали и ты не в силе удёрживать нас.
Мария долго стояла, молча, закрыв лицо руками.
– Негодяй… Обманщик… Как ты мог? Негодяй… А, я, как же я? Как же я без моего сыночка буду жить… Разве я смогу жить без него, без моего Митеньки?
Фрола поразило, как изменилось её лицо, она словно в мгновение состарилась на десяток лет. У него вдруг проявилась к ней жалость, и захотелось приласкать её, как прежде, но он сдержался.
– Прости, так будить лутчи для нас усех…
– Ты понимаешь, я не смогу жить без Митеньки… Ты понимаешь, бесчувственный ты человек… Я не смогу без него жить… Решим так, пусть всё будет по прежнему, кроме наших с тобой встреч. Живите в усадьбе. Я не буду мешать вашему счастью. Дай мне возможность быть с Митей. Я прошу тебя, прояви ко мне сочувствие.
– Хорошо, Мария Николаевна, будь по Вашему. Простите меня Христа ради…
Мария в слезах вбежала в комнату сестры,
– Он покинул меня, он разлюбил меня, сказал, что сомневается, что вообще, любил ли меня. Как он мог изменить мне, изменить с Ульяной. Ты была права, Лена. Не зачем было мне княжне связывать свою жизнь с мужиком. Какой подлец.
– Ну, я устрою им, этой парочке весёлую жизнь. Они ответят сполна за это! – Елена была в гневе, – Я их в тюрьму, на каторгу! Ну, погодите! Вы обо всём пожалеете!
– А как же Митя?.. Нельзя его лишить отца. Он так привязан к Фролу. Оставим их в покое. Я уже всё решила: они останутся в усадьбе, и Митенька будет счастлив, и я рядом с ним. Я сильная… Я переживу всё это…
– Да, Маша, я уверена, мы справимся, всё будет хорошо, – и она крепко прижала к себе Елизавету, – Раз решила, так тому и быть…
Война у порога
Уже через три дня после родов Варвара вышла на работы в колхозе. Несколько женщин и подростков, девочек, теребили лён в овине. Мужиков не было, последних, даже из правления и сельсовета, забрали на фронт, поэтому барабан крутили бабы, которые крепче физически. Другие засовывали меж зубчатых валков снопы льна, развязывая и на ходу расправляя.
В овин вбежал сынишка одной из женщин,
– Идитя быстрее, посмотритя, что деется.
Все поспешили наружу. Над райцентром кружили самолёты, выделывая всевозможные фигуры в воздухе, гоняясь друг за другом. Такое видеть здесь не приходилось. Если раз в год и пролетал самолёт, то это уже чудо.
Эта стая самолётов сместилась к югу и скрылась за горизонтом.
– Смотритя, смотритя, – раздался голос того же парнишки.
К городу подлетали четыре, как всем показалось, огромных двухмоторных самолёта. Самолёты начали кружить и что-то сбрасывать. Падая, эти предметы сверкали на солнце, словно серебряные. Одна из девочек воскликнула,
– Что-то сбрасывают! Девчата, побегли в Холим, может и нам что достанется.
Некоторые из девчат сорвались с места и побежали в сторону большака.
– Куда! Назад! – попытался кто-то из баб их остановить. Но, куда там, те и не думали возвращаться. Не пробежали они и ста метров, как со стороны Холма послышались раскаты грома и над городом поднялись густые клубы дыма.
Война пришла и на эту землю, в этот глухой уголок России.
Один из самолётов развернулся и направился в сторону Днепра.
Варвара вспомнила про оставленных дома детей и бросилась со всего духа бежать в деревню. Она ещё не успела добежать до первой избы, как начали рваться бомбы, сначала у моста, затем и в деревне рядом с мостом. Спустя мгновение раздалось несколько взрывов в деревне, где стояла её изба. Самолёт, делая разворот за разворотом, продолжал вновь и вновь бомбить.