Она встаёт позади, ложится большой грудью мне на спину. И жмёт на клавиши, будто я не знаю, как начать мелодию.

– Понял?

Она трётся щекой о мою щеку. Я отворачиваюсь от её лица и жду, когда она отойдёт. Затем я кладу пальцы на клавиши.

Звучит протяжный, лёгкий, тревожный и заунывный звук. Музыка отражает моё настроение. Я играю всё лучше и лучше. Я отправляюсь в очередной полёт, подальше от суеты.

Мои пальцы парят над клавишами, словно птицы, затем приземляются на них и снова взлетают. Они создают мелодию, знакомую до тошноты.

В комнате есть только я и пианино. Всё остальное – тени и призраки. И я изгоняю их, проводя пальцами по клавишам.

Я зову родителей ужинать, дожидаюсь, когда они сядут за стол и прокрадываюсь в их комнату.

Мои деньги в ящике стола. Мне нужно на такси, чтобы добираться до дома Майка не пешком. Новый адрес уже пришёл в сообщении. Мама не отпускает меня на улицу без телефона, а дома она его забирает.

Ящик заперт на ключ и не поддаётся. На столе порядок, никаких лишних вещей. Я прислушиваюсь: вилки стучат об тарелки, вода закипает в чайнике.

Обхожу комнату, заглядываю в каждый угол, проверяю открытые ящики. Ключа нигде нет.

На карманные расходы выдадут только завтра. Я совершеннолетний, застрявший для матери с отцом в четырнадцатилетнем возрасте. Они говорят: «Пока живёшь в нашей квартире, не нарушаешь правил». Но забирают деньги за проведённый концерт, сразу, как я их получаю. Уничтожая на корню мои попытки сбежать.

Наверное, я сам виноват. Четыре года назад, когда родители предложили заняться музыкой, ещё без давления, я согласился. Ну а теперь я даже не могу взять заработанные бабки.

– Что ты делаешь в нашей комнате?

Отец, приподняв подбородок, пялится на то, как я пытаюсь вырвать ящик из стола.

– Мне нужны деньги…

– Зачем?

Оставляю ящик и покорно склоняю перед папой голову.

– Просто нужны.

– Это не объяснение.

Полосатая майка в пятнах. Неопрятная щетина. И этот человек хочет подняться благодаря моему таланту?

Смотрю на настенные часы: маленькая стрелка на шести.

– Завтра в колледж надо прийти пораньше.

– У тебя должны были остаться деньги.

Но их не осталось. Всё потратил на новую одежду, которую ни разу и не надел. Выбрал полный отстой.

– Ещё раз увижу, как ты ломаешь стол, вообще оставлю без копейки.

Если сравнивать мою ненависть с динамикой в музыке, то она близка к фортиссимо

– Я. Их. Заработал.

– Благодаря нам с матерью.

– Я ухожу!

– Куда это?

– Гулять.

Протискиваюсь мимо отца, спешу в коридор, срываю куртку с крючка, вынимаю из кармана ключи.

Дверь открыта, и я выбегаю в подъезд. Отец с матерью спешат за мной.

Пошли вы все в задницу. Я устал зависеть от других.

На улице прохладно, а я в домашних штанах, футболке и тапочках. Так и заявлюсь на вечеринку Майка.

Одежда не показатель крутости. Какая разница, в чём я одет, если внутри неуверенный, побитый жизнью человек.

Мама и отец остаются стоять у подъезда. Я теряюсь за домами.

Садится солнце на горизонте.

И садится моя батарейка бунтаря. Притормаживаю. Дальше добираться буду пешком, как ни хотел.

В мире все равны с неудачами в своих желаниях.

Забегаю к Полу домой. Не собирался, но вспомнил, что не смыл с волос лак.

Прилизываю волосы, как какой-то пижон.

Пол провожает меня в ванную комнату, и я, как обычно, рассматриваю розовую плитку, жидкости, перелитые в прозрачные бутыли, и развешанные по цветовой гамме полотенца. В ванной Пола, как в музее.

Смываю лак несколько раз. Мылю голову шампунем. Смываю. Мылю. Смываю.

Непривычно видеть себя таким неухоженным.

Волосы падают на глаза, щекочут шею и лезут в уши. На кончиках вьются. Сушусь феном, но взлохмаченные волосы не укладываются во что-то адекватное. На голове беспорядок, да и в голове тоже.