— Очень рискованно, — заметила я. — Ведь никогда не знаешь, какие возможности уничтожила самолично.

— Именно, ваше величество. Поэтому я не хожу в лес и не ищу защиты в храмах. Полагаюсь только на себя.

— А на меня сможете поставить? На нить моей судьбы? — я наклонилась так, чтобы он расслышал моё шёпот. Герцог продолжал улыбаться и молчать.

Его глаза стали казаться ещё более разномастными. Карий и серый. Ворон против орла. Анкильд против Эсмонда. Или я против остального мира.

— Я не играю, если нет шанса приобрести большой куш, ваше величество. Больше, чем у меня уже имеется, — ответил он наконец и снова замолчал.

Теперь дело оставалось за малым: условиться о цене.

***

— И каких таких благ не хватает второму человеку в королевстве? — спросила я с улыбкой, понимая, что сейчас он волен попросить у меня что угодно. Хоть отрубить мне руку с меткой Чёрной Луны.

Или, например, заставить покинуть Вудстилл после победы добровольно и безо всяческой надежды на возвращение?

Впрочем, я готова была пообещать невиданные блага, ведь это не означает, что когда придёт время, исполню обещание.

«Правитель никому и ничего не должен, — учил меня отец ещё в той, другой жизни, когда нуждался в моих метких замечаниях после Совета лордов. —  Надо до последнего не раздавать обещаний, но если по-другому нельзя, то дай его, смело глядя супостату в глаза. А потом скажи, что истинный подданный не смеет требовать их исполнения, а раз требует, то он предатель. Для таких разговор короткий, а меч палача тупой. Чтобы мучились и понимали. Они, и те, кто будет смотреть на их казнь».

Когда-то этот совет казался мне подлым, но время прошло, и я узнала, что правитель должен уметь договариваться с совестью, беря пример со своих врагов. В вороньей стае нельзя быть робкой и нежной голубкой.

Заклюют, растопчут, выклюют глаза.

— Я пока не скажу вам, что именно мне нужно, но вы поклянётесь выполнить моё любое условие.

— Лорд Фарман, вы же понимаете, что клятву, данную при таких обстоятельствах, легко признать недействительной. В глазах Богов, скрепляющий Обет верности, он не будет иметь силы.

— Конечно, ваше величество. Но и вы понимаете, что не являетесь принцессой Вудстилла по крови. То, что стерпели бы от Касии, никогда не потерпят от «проклятой чужачки».

Герцог сидел в кресле напротив с совершенно невозмутимым видом, словно мы говорили, пусть и завуалировано, не о смерти короля, а о погоде, некстати испортившей вечер.

— Хотите вина? Я готова услужить вам самолично, — спросила я, чтобы выиграть паузу.

Мне надо было не только придать лицу невозмутимое выражение, к этому я привыкла при дворе отца, но и обдумать, говорить ли с Фарманом прямо сейчас или лучше отложить разговор до лучших времён.

— Почту за честь, ваше величество.

Я встала и медленно прошла к столику у окна. Руки мои были тверды, а намерения прозрачны, но одно дело догадываться о них, другое — услышать из уст королевы то, что можно счесть государственной изменой.

Фарман не раз говорил, что верен Анкильду. И добавлял: «Пока тот жив».

Намекал, что в убийстве участвовать не будет, но поддержит меня, если всё пройдёт гладко, и тень подозрений не падёт на меня или тех, с кем я связана?

Я наполнила красным вином два бокала и, поставив их на поднос, поднесла к герцогу. Совсем как его служанка.

— Благодарю, миледи, — кивнул он, принимая бокал из моих рук, но даже не попытался продлить соприкосновение наших пальцев.

Отлично, значит, Фарман со мной не заигрывает, тем лучше. Он был твёрд и холоден, как глыба льда на Севере, куда мне удалось отправить первую дочь короля.