Но есть и милая история. Один дедушка сидел в очереди (человек 25) и смотрел с телефона видяшки в одноклассниках. На беззвучном режиме. Но звук вдруг включился и разнеслось на весь больничный коридор: «Да и сгинь ты, зараза проклятая! Да взойди солнце, да озари путь наш! Семаргл-Сварожич! Велик Огнебожич!».

Дедушка нервно теребил телефон, пытаясь отключить звук.

«Спали боль-хворобу, очисти утробу! У гада людины, у всякой тварины, у стара и млада, ты – божья услада!».

– Мужчина! Сделайте потише! – крикнула стервозная бордовая шапка с тонкими сжатыми губами.

«ОГНЕМ ОЧИЩАЯ, МОЩЬ ДУШ ОТВОРЯЯ, СПАСИ ЧАДО БОГА, ДА СГИНЕТ ХВОРОБА!» – динамик телефона стал еще громче.

– Мужчина!

«ТЕБЯ ПРОСЛАВЛЯЕМ И К СЕБЕ ПРИЗЫВАЕМ!»

– Мужчина! Звук уберите!

– Да, ладно, послушаем. Вдруг поможет! – махнул рукой улыбчивый парень в кожаной куртке.

«НЫНЕ И ПРИСНО И ОТ КРУГА ДО КРУГА! ТАКО БЫТЬ, ТАКО ЕСИ, ТАКО БУДИ!».

Дедушка наконец совладал с телефоном и отключил звук.

– Внучки присылают. Лерочке – шесть, Лизоньке – девять, – извинился он, совершенно сконфуженный.

У меня защипало глаза. Внучки шлют дедушке волшебные видяшки, которые излечат его, и он будет спасен.

Я успокоилась и загуглила. Древнейшие славянские заговоры. Почему бы и да? Работает то, во что веришь. Неважно, Перун, Сварог, Заратустра или Йохимба. Мне зашло. На ночь слушала аффирмации наших предков-славян.

«Как отскочило, отпрыгнуло белое крыло, так отскочите, отпрыгните, отпряньте от меня родимые огневицы, горячки и лихоманки – Хрипуша, Ломея, Дряхлея, Дремея, Ветрея, Смутница, Зябуха, Огнея, Пухлея, Желтея, Немея, Глухея, Каркуша, Глядея, Храпуша. С буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца. С ветру пришла – на ветер пойди, с лесу пришла – на лес пойди. От века и до века».

Сильный, умный и классный человек, который придет и спасет тебя – это и есть ты [7].

Я была очень наивна. Как всегда. Думала, что сейчас не время. Доработаю сезон (разгар установок памятников на кладбище – с мая по середину октября), никого не подведу, пойду в отпуск и разберусь с проблемой.

Колотила как сумасшедшая портреты, заклеивала по утрам свой несчастный сосок, морщилась от боли. С постоянной температурой 37,5. К вечеру она поднималась до 38. В три часа дня начинала болеть голова, я закидывалась таблетками, и продолжала ретушировать фотографии покойников, колотить на станках портреты, чистить машинкой, красить белой краской, дышать растворителем, ацетоном, уайт-спиритом, каменной пылью, солярой. И так по кругу.

Но, оказалось, чтобы добраться до операции, нужно ходить, брать талоны, сдавать анализы, проходить обследования, узи всего чего только можно, маммографию, рентген и постоянно ждать. Ждать. И ждать. И еще раз ждать. Ждать постоянно. Результатов анализов, следующего приема, поездки в онкоцентр, консилиума.

Мне звонили знакомые, звали куда-то, спрашивали, как у меня дела. Я подвисала. Отказывалась от встреч. Молчала про рак. Что-то отвечала… Мысленный ответ был один: «Я выживу и перезвоню» [8].

Оказалось, у меня язва желудка и оперироваться пока нельзя. Нужно сдавать гистологию, чтобы узнать, может это тоже рак или метастазы. Глотать трубку. Ехать на трепан-биопсию. Таким пистолетом с иглой протыкают грудь, целясь в опухоль, чтобы взять образцы тканей раковой опухоли для определения параметров злокачественности. «Пиф-паф! И вы покойники, покойники, покойники!». У меня тогда шли месячные и болевой порог был высокий. Я подскочила от выстрела, казалось, меня прямо на кушетке застрелили в упор в сердце.