– Значит, все, кому она его могла передать, закончились, – сумрачно ответил Тан. – В Ярославле, во всяком случае, не нашлось никого подходящего. И меня рядом не было, чтобы отвезти её куда-нибудь ещё. У неё уже почти не оставалось сил. До кого дотянулась, тому и отдала.

– Ну и как мне его передать дальше в этом испорченном телефоне? – сдалась Дина.

Как присоединиться к вашему клубу умалишённых? Есть ли у вас печеньки?

– Поедем с твоими коллегами в обособленный колдовской округ. Я знаю там несколько человек, которые могут помочь.

– А могут и не помочь?

Тан не ответил. Дина затушила окурок и вдруг поняла, что хочет кричать. Просто закрыть уши ладонями и орать, пока голова не треснет. Она стиснула зубы и вцепилась ногтями в виски. Сидела так, дышала, жмурилась, но орать хотелось только больше.

– Да, так бывает, – голос Тана донёсся словно из-под подушки. – Сидишь, никого не трогаешь, чай пьешь, и вдруг оказывается, что мир сдвинулся. Кто-то повернул регулятор, и вроде всё ещё на месте, кроме тебя. Вчера ты спешила на работу, беспокоилась о счетах и думала, что твои руки пусты, а теперь стоишь на палубе корабля, и земля от тебя уходит, и часы мира сбиваются с ритма, и тени прошлого протягиваются дальше, чем прежде. Вчерашний день остался за стеклом, а ты – по другую сторону, в новом, еще не проявленном мире, на шаткой палубе среди тумана. И карта оказывается написана твоей рукой.

Его голос успокаивал. Тан говорил так уверенно, будто видел нечто подобное десятки раз и умел с ним справляться, и на его умение можно было опереться, как на мачту того корабля, который уходит из-под ног.

– Ты не знаешь маршрут, никто не пометил для тебя опасные рифы и тихие гавани, а компас не показывает на север, ориентиры больше не работают, а твой кораблик – очень простой, неприметный и, быть может, даже с течью.

Но карта написана твоей рукой, и никто кроме тебя не отыщет путь через туман. Не потому, что именно тебе кто-то выдал разрешение, а потому что больше некому, потому что только твой кораблик повёрнут носом на пролив и только у тебя штурвал в руках. Люди на других кораблях ещё даже не знают, что плавание началось. Они ещё сидят и пьют чай, и беспокоятся о счетах, и их часы ещё не сбились с ритма.

Не судьба указывает избранных, их выбирает пустота, которая требует заполнения. Мир не выдаёт лицензий на свершения. Но многие большие события начались с одного неуверенного поворота штурвала, и неравнодушие оказалось важнее опыта, а решимость – мощнее волшебства. Бывает так, что кто-нибудь обычный оказывается больше, чем все думают, он попадает в необычные условия и становится атлантом, и поднимает небо на своих плечах…

Тан умолк, словно проснувшись, провёл ладонью по лбу, отбрасывая красно-рыжие пряди и раздумчиво добавил:

– Но, конечно, бывает и так, что не поднимает. Надрывается.

Дина смотрела и смотрела на Тана и не отваживалась спросить: почему он говорит все эти слова, откуда в нём такая уверенность, словно он видел нечто подобное десятки раз и откуда, откуда он знает вещи, которых знать вроде бы не должен? Как давно он видел и знает? Кто он, собственно, такой?

Сейчас, глядя в глаза Тану, Дина снова не могла понять: серые они всё-таки или сиреневые. А Тан вдруг протянул руку и коснулся самых кончиков её пальцев. Просто коснулся пальцев, но каким-то образом в этом простом жесте было столько уверенности, силы, обещания поддержки и… и ещё чувствовалось, чего в этом жесте нет.

Пустых заверений, что всё непременно получится. Голословных обещаний и успокоительных поглаживаний. Тан ни на мгновение не пытался сделать вид, что предлагает Дине лёгкую задачу – но обещал, что она пойдёт не одна.