– Это примерно то же самое, что быть ребёнком, который уходит в весну, – тихо сказал Тан. – Только умнее. И глупее тоже. Ведь в тот раз тебе удалось вернуться домой до рассвета.

Дина снова закурила и посмотрела на Мыша. Кто его знает, на что она рассчитывала. Может, что у него окажется другой план, получше. Или что сейчас Мыш достанет из кармана будильник и Дина проснётся.

Мыш отставил пустой бокал из-под пива и двинул на середину стола большой чайник с холмской росписью.

– Ну что, чайку?

(в которой кто-то жрёт и не толстеет)

Тан

Молодой синтавр вёл через сквер большую группу пенсионеров с палками для ходьбы. В основном это были человеческие женщины, но мелькали и несколько мужских бород, размахивали палками трое или четверо трошек.

– Брюшки сильные, плечи расслаблены! Следите за ритмом, как будто идёте на всех четырёх ногах! Флориане, подтяните крупы, дышите глубже, как перед весенним клацуном!

Трошки захихикали. Тан остановился, провожая взглядом дивную процессию. Лица у всех разрумянились, волосы выбиваются из-под капюшонов и шапочек. На синтавра, размахивающего голыми рукоклешнями, холодно было смотреть, даже зная, что эти товарищи не особо мёрзнут и на северных приисках: у них хитин и густая длинная щетина, эволюционировавшая в подобие шерсти.

– Наталья, хитинец ровнее, представьте, что несёте на голове корзину с кормом! Вы все сегодня молодцы, вы двигаетесь, как юные жеребята! Ах этот воздух, этот запах витаминок…

Тан потянул носом. Пахло прелой листвой, ранними сумерками и близким снегом. Но в этом вся сущность синтавров – у них всегда воздух пахнет витаминками, водопой близко и жизнь удалась. За это их Тан и любил.

– Безобразие, – догнал его старушечий голос, – пустые полки с крупами, веришь, Татьяна, пус-ты-е!..

Он обернулся. По аллее шла женщина с котомкой и смартфоном возле уха, раскрасневшаяся, взъерошенная, как после пробежки или старой доброй ссоры с криками и угрозами показать всем вокруг, куда мавки кочуют.

– Они говорят, грузчики на складах бастуют! А мне что их забастовки, мне гречка нужна! Ох я с ними скандалила, ох и скандалила! Приду домой, жалобу на них напишу в прокуратуру! А? Куда? Ну, в надзор напишу, значит, да!

Тан поморщился. Два в одном, ага. Спасибо хоть бешеные лисы по тому магазину не бегали…

Квартира, в которой сейчас обосновалось его семейство, была двухуровневой, на двадцать девятом этаже. Весной, наверное, вид на микрорайон чудесный, а осенью довольно и того, что ты ближе к небу, чем к лужам.

Квартиру добыла сестра. Несколько дней тишком обрабатывала одну из своих подписчиц, пока та не ощутила, как же невыразимо изголодалась по тёплым краям, и не засверлила мозги своему семейству насквозь. Теперь вся семья этой самой подписчицы сидела в отеле на Пхукете и спрашивала себя, какого хрена она тут делает в ноябре, если поездка была запланирована на февраль. А у семейства Тана появилась приличная и просторная временная квартира.

Да, прекрасная квартира в экологически благополучном Заволжском районе, из которого утром невозможно выбраться без пробок, а вечером так же невозможно забраться обратно. Возможно, сестра таким образом слегка поиздевалась над Таном, ну или не слегка.

Он ввалился в прихожую со стопкой квадратных коробок, и вышедшая на шум сестра изогнула брови так сильно, что они едва не съехали с лица:

– Это что, пицца?!

– Сырная, мясная, острая с пеперони… Не надувайся жабой, сестричка, твои негодовашки я в гробу видал.

Сестра держала в руках серого стрижа. Тан скользнул по нему взглядом, скинул ботинки и понёс коробки в кухню, к панорамному окну и плетёному креслу. В гостиной едва не запнулся о сдвинутые журнальные столики, на которых что-то химичил отец, бормоча. На появление сына не отреагировал.