И тогда Пыль прошептала: не голосом, не текстом, а вибрацией в костях.

«Ты – не единственный, Кейн. И ты это знаешь.»

Он стиснул челюсть. Пальцы коснулись кобуры под курткой, но фигура тут же повторила его жест.

Они стояли друг напротив друга, зеркальные, один из плоти, другой из пыли. И оба – с вопросом: кто был первый?

Потом фигура исчезла. Просто – исчезла, рассыпавшись вихрем в воздухе.

А Пыль осталась. Плотная. Вязкая. Живая.

На стене мигнул старый терминал. На его экране вспыхнул текст:

"Ты хочешь правду? Она не одна. И ты – не один."

07:43. Узкий переход. Возвращение.

Кейн вышел из подстанции другим – не внешне, но внутренне. Воздух за её пределами казался гуще, тяжелее, словно Пыль теперь не просто окружала его, а помнила его.

Всю дорогу обратно он не мог избавиться от чувства, что идёт не один. Не физически – скорее, концептуально. Будто кто-то шёл параллельно, в той же позиции, но в иной плоскости. Как тень, наложенная на мир. Или вторая версия – цифровая, фантомная, предсказанная.

В подворотне его ждал человек. В сером, с закрытым лицом, но Кейн узнал походку. Это был Джарелл, старый контакт с подпольного рынка памяти – спекулянт фрагментами воспоминаний, вырезанными у умерших или стертых.

– Ты выглядишь так, будто заглянул в собственную петлю, – произнёс Джарелл. – Она тебе что-то показала?

– Не она, – тихо сказал Кейн. – Я. Или то, что когда-то было мной.

Джарелл достал тонкий цилиндр – портативный модуль воспоминания. Повернул его в пальцах, и тот мягко засветился.

– Ты не задаёшь вопросов. Значит, уже знаешь. Это… фрагмент. Я нашёл его в одной из упавших ячеек памяти. Не знаю чей. Но в нём – ты.

– Я?

– Ну… почти ты. Тебе стоит его посмотреть.

Кейн взял цилиндр. Он не доверял воспоминаниям. Особенно чужим. Особенно тем, где он сам. Но теперь всё было иначе. Теперь – всё было под вопросом.

Он не стал подключаться прямо здесь. Вместо этого убрал модуль в карман, к медальону. И взглянул на Джарелла:

– Если я исчезну – не ищи меня.

– Слишком поздно, Кейн. Мы все уже внутри. Просто не все это поняли.

Они разошлись в разные стороны.

И Пыль – будто облегчённо вздохнула.

07:56. Возвращение домой.

Когда Кейн снова оказался в своей квартире, ему показалось, что замок открылся слишком быстро. Не щелкнул, а будто… сдался.

Внутри всё было на своих местах, но воздух казался другим. Пыль здесь вела себя иначе – она двигалась слишком упорядоченно, как будто кто-то только что покинул помещение.

Он провёл пальцем по клавиатуре терминала – на дисплее вспыхнул запрос: «Повторить последнее воспроизведение?»

– Я ничего не запускал, – прошептал он.

Но нажал «да».

Экран зашумел. Сначала – помехи. Потом – кадр. Комната, такая же, как его. Камера расположена, будто она встроена в стену. В кадре – он сам. Только другой. Выглядит чуть моложе. Двигается увереннее. Смотрит прямо в объектив.

– Если ты это видишь, значит, они активировали цикл. Я не знаю, сколько нас. Не знаю, ты ли – первый. Или я. Но если ты дошёл до подстанции, значит, ты уже начал различать. Мы с тобой… одна Искра. Разные проявления. Пыль не создаёт, она запоминает. И нас – она запомнила.

Изображение замирает. Лицо Кейна на экране искажено. А потом…

Появляется новая надпись, выжженная прямо в поверхности дисплея:

«НЕ ОСТАВАЙСЯ. ОНА НАЧИНАЕТ ЗАПИСЬ.»

Он встал. Резко. И в тот же миг – свет погас.

Пыль поднялась в воздухе, и Кейн понял: наблюдение больше не цифровое.

Оно личное.

08:11. Уровень 103. Башня «Синергия-Тауэр».

Комната была чистой. Слишком чистой. Не в смысле порядка – в смысле стерильности. Ни следа биологической активности за последние 12 часов. Ни дыхания. Ни пота. Ни одного отпечатка. Даже Пыль, обычно пронизывающая всё, казалась отступившей от центра комнаты, будто что-то вытеснило её из пространства.