– Что случилось, Рин? Что происходит…

Свет фонаря прыгнул на кастрюлю, а затем на Оллибол. Джироламо требовал продолжать поить ее, а Рин хотелось кинуться к подруге и развязать ее поскорее.

– Оллибол, я все тебе объясню, но ты должна кое-что выпить…

– Который час? Я не буду ничего пить!

– Оллибол, пей, пожалуйста.

Через пять ложек, три из которых она все же сплюнула, похитительница снова завела разговор:

– Отпусти меня. Зачем вы это сделали? – Оллибол покосилась на Джироламо.

И Рин тоже на него обернулась, но Джироламо был непреклонен. Фонарик на кастрюлю и на Оллибол.

– Прости… Тебе нужно еще…

И Рин снова залила в рот несчастной четыре ложки.

– Что у тебя с носом? Туманова мать, что здесь вообще творится?!

Свет от фонаря попал Рин на руки, а затем на ремни Оллибол. Джироламо разрешил, наконец, ее развязать.

Только когда туман за окном впитал в себя розоватые отсветы солнца, Оллибол пришла в себя от свалившегося на нее потока информации.

– Я до сих пор не могу поверить, что он разговаривает фонарем! И как ты могла скрывать? Какая ты после этого друллега?

– Оллибол, не начинай…

Рин была счастлива от того, что подруга вернулась, и счастлива, что теперь ничего не нужно от нее скрывать, а еще у нее не болел больше ни позвоночник, ни нос, потому что Оллибол вылечила их заклинаниями. Но было и то, что омрачало это и без того дикое утро. То, что в департаменте сделали с Оллибол, чтобы выкрасть Джироламо.

– Все как в тумане, Джироламо, – начала Оллибол. – Я бы никогда тебя никому не отдала, но они опутали нас своими мощными заклинаниями… Нас всех собрали в зале, всех, кто работает в домах милости… Много говорили о преобразованиях, о стажировках для инфамов, о трудоустройстве в самом департаменте. А потом одна из этих сплела в воздухе заклинание, и мы увидели тебя. Я не сразу тебя узнала… Сам понимаешь…

Оллибол виновато посмотрела на пациента, а потом посмотрела на Рин.

– Знаешь, Рин, он совсем другой, когда владеет телом и лицом. Такой… живой. И рот не такой косой, как сейчас. И взгляд у него острый, внимательный, немного строгий и немного хитрый. И немного теплый.

– Оллибол, хватит. У него и сейчас все в порядке, – громко сказала Рин и потом одними лишь губами, возмущенно глядя на подругу, дополнила: «Он же все понимает!».

– Да… Это… Так вот. Показали нам тебя и сообщили, что твои родственники тебя потеряли. Спросили, в каком доме милости ты находишься. Я хотела сказать, но подумала, что все это слишком странно, и промолчала. И пока все рассматривали твое здоровое изображение, ну то есть… тебя до того, как ты стал выжженным, я краем глаза уловила мелькнувшую сбоку сеть заклинания. Она вспыхнула на мгновение и исчезла. Нас распустили, но теперь я точно знаю: этим заклинанием они собирались заставить одного из нас привести тебя. Они не знают, где ты… Я не собиралась тебя сдавать, но, когда я шла по улице, что-то начало меняться в моей голове против моей воли. Мысли путались, воспоминания… А дальше все как в тумане… Прости меня, Рин.

– Все в порядке, Оллибол! Ты же не понимала, что делаешь.

– Хорошо, что я не поленилась и докупила в аптечку флакон. Он нейтрализует заклинание на некоторое время…

– В смысле на некоторое время?! – Рин с ужасом перевела взгляд с подруги на Джироламо.

– Вот так, Рин… Возможно, я снова буду пытаться выкрасть его… Чтобы снять с меня заклинание, нужен сильный маг. Они там, в департаменте, сильные… Я не могу распутать сама эту магию.

Какое-то время все трое сидели молча, а потом Джироламо включил фонарик и показал на себя, а затем на дверь.

– Ты хочешь уйти? – удрученно спросила Оллибол.