В материальном отношении эти годы были трудными. Как-то пытавшаяся уже разбираться в реальной жизни Марина говорит: «А как же мы живем? Мама учится, папа не работает. Откуда деньги?». А вот так и жили. Очень скромно.
За три года я сдала кандидатские экзамены, написала диссертацию. Потом начался поиск места защиты, чтение моей работы оппонентами. И вот, наконец, к осени 1972 года, диссертация окончательно отредактирована, отпечатана, все экземпляры переплетены, издан автореферат. В октябре я попросила Алю Корычеву помочь Гене с девочками по хозяйству и поехала на предзащиту в Казанский университет. Всего-то на неделю, а Гена уже пишет мне в гостиницу письмо, чтобы поддержать меня, показав, что они без меня хорошо справляются:
«Здравствуй женушка!
Как ты там, в отдалении от нас, от детей маленьких да от мужа, названного?
Юля говорит, что никто не спотыкается о мои сапоги, и даже скучно. Марина говорит, что так хорошо сейчас, не гоняют меня в магазин.
Аля все делает: покупает, варит-готовит, убирает. Я, в основном, с ними вожусь: бужу, кормлю, одеваю, косы плету, в садик Юлю отвожу.
21-го, видимо, состоится поездка в Ярославль, правда Аврамов второй раз не звонил, но, похоже, поездка не отпадает. А потом надо сесть за работу, если в Помоздино не поеду, как депутат.
Давай скорей защищайся.
Извести, когда будешь возвращаться.
Твой муж Гена».
В конце апреля 1973 года я защитилась в Казанском университете. Процедура эта не такая уж легкая, я приехала уставшая. Гена сразу повез меня отдыхать, как он сказал «отходить», в деревню. В начале июля ВАК утвердил решение Совета Казанского университета о присуждении мне Ученой степени кандидата геолого-минералогических наук, а позднее я получила Диплом.
За то время, что я «возилась» с диссертацией, (1967 – 1973), у Гены были большие успехи: вышло два сборника стихов, два сборника повестей и рассказов, четыре детские книжки, опубликовано две пьесы, и это не считая многочисленных ежемесячных публикаций в журналах и газетах.
В итоге, в результате наших совместных усилий жить мы стали неплохо.
* * *
Родственников у Гены было много, но его мать, Анна Васильевна, в основном, поддерживала отношения со своими сестрами: Феклой, Парук и Машей. Маша и Парук жили далековато, а Фекла – в Красной, с ней-то и были у матери самые тесные отношения. В Красной жили также дочка Феклы Евлампия и внук Николай, по годам он был Гене товарищ. Были у Евлампии и другие дети, и с её младшим сыном Витей впоследствии у нас сложились хорошие отношения. С братьями Анны Васильевны я никогда не была знакома. Гена их хорошо знал, но на моей памяти с ними не «дружил».
Однажды приходим с Юлей домой (я – с работы, она из детского сада), а нас встречают Гена с Мариной и очень смуглый худой мужчина.
– Познакомься, – говорит Гена, – это дядя Миша.
Тут я замечаю, что у дяди Миши что-то с ногой, но ведь так сразу не будешь спрашивать.
Пошла на кухню готовить ужин, Гена – за мной и говорит:
– Дядя Миша поживет у нас, пока у него не срастется нога.
– А он где вообще-то живет?
– Да, тут такое дело. Пил он страшно, и жена с детьми выгнали его из дома, а он тут же ногу сломал, и идти ему, вроде, некуда. Он и позвонил из травмпункта: «Можно я у тебя перекантуюсь, пока не поправлюсь?» А куда ему еще деться теперь?
– Ну, и пусть, конечно, живет, – говорю я, – только пусть не пьет.
– А как он пить-то будет? Я не принесу, а сам с голыми пальцами как на мороз пойдет?
В общем, остался дядя Миша у нас жить и оказался очень спокойным и вежливым человеком. Днем смотрел телевизор, читал книги и газеты, а после ужина ложился спать. Я даже сомневалась, был ли уж он такой алкоголик, что жена и дети из дома выгнали. В один прекрасный день, когда мы были на работе, он ушел снимать гипс и больше к нам не вернулся. Видно, насиделся без свежего воздуха и поспешил на радостях в свой поселок. Долго он не давал о себе знать. Юля не раз спрашивала: «А где коричневый дядя?». Я не сразу я поняла, почему коричневый, потом догадалась: дядя Миша носил темно-коричневый костюм, волосы у него тоже были темно-коричневые, а лицо – сильно загорелое. Потом как-то приехал он в город, зашел к Гене на работу, рассказал, что пока заживала нога, совсем потерял интерес к выпивке. Мне Гена принес от него подарок – две баночки свиной тушенки.