Спектакль, поставленный Седлецким, получился очень удачным. Он успешно шел в Воркуте и с таким же успехом – в Сыктывкаре, во время гастролей Воркутинского театра. Зрители очень хорошо принимали его. Присутствовавшая на спектакле дама, руководившая тогда культурой республики, с удивлением сказала мне, не постеснявшись:

– Надо же, пьеса-то не такая уж интересная, а спектакль получился замечательный. Вот что значит режиссер.

Дома я рассказала Гене об этой реплике, на что он ответил:

– Знаешь, я всегда сомневался в её интеллекте. Это лишь подтвердило мои сомнения. Если текст пьесы – основа постановки – никуда не годится, то, как ни старайся режиссер, хороший спектакль не выйдет. Хороший спектакль рождается только на хорошей драматургии и на хорошем тексте.

* * *

С поездкой Гены в Воркуту была связана почти комическая история покупки пим для меня. Ему очень хотелось привезти мне новые пимы, про мои старые он говорил: «Даже бездомные собаки постеснялись бы в таких ходить». Привожу отрывок из его письма, в котором он описывает, как развивались там «пимные» дела:

«Пимы в Воркуте не так-то легко достать. Базар почти рядом с гостиницей, а пим почти не бывает. Те, что продают, не лучше твоих, сто раз перетянутые, и просят за них 50 – 60 рублей. Из-за этих пим у меня самого испортилось настроение. Одна добрая женщина посоветовала дождаться воскресенья, что я и сделал. Сейчас 9 часов утра, темно, а я уже вернулся с базара, пишу письмо. Дело в том, что горфинотдел гоняет всех этих пимопродавцев, и они приходят рано, чтобы успеть все сбыть.

Купил тебе пимы, новые, хорошие. И то еле успел, так как желающих здесь немало, притом денежных. А рядом уже дрались две женщины, одна взяла левый пим, вторая – правый, и не хотят уступить. Не знаю, чем дело кончилось, когда я подошел к толкучке снова, их уже не было. А подошел снова потому, что встретил ижемок с мешками. Они привезли пимы и заготовки. Купил хорошую серо-белую заготовку.

Вернусь, наверное, 11 или 12. Здоров и истосковавшийся, хорошо живущий,

* * *

Однако, тема десанта никак не отпускала Гену – он продолжал её переживать в буквальном смысле этого слова. В процессе работы над пьесой он собрал большой материал, которому не нашлось места в коротких диалогах действующих лиц, поэтому со временем решил написать повесть, выговориться.

После нашей поездки в Эстонию, в местечко Вана Нурси, Гена неоднократно вспоминал поразившую его неприглядность: мало зелени, много песка, тропинки вместо деревянных мостков в наших северных деревнях и небольших городках.

Гена хотел связаться с живым еще тогда прототипом его пьесы. Написал ему письмо, но так и не отправил. Решил не беспокоить, не напоминать о тяжелых днях в жизни Андрея Аверьяновича.

Повесть писалась у Гены легко и быстро, несмотря на многочисленные, как он говорил, «заумные разговоры» в ней. В этих разговорах проявилась колоссальная эрудированность Геннадия: речь каждого из многочисленных действующих лиц – с разным мировоззрением, уровнем образования, разным социальным положением – сугубо индивидуальна.

Э. Шим с удовольствием взялся переводить повесть и, на мой взгляд, несколько «иссушил» её. Но Гене перевод понравился. «Очень по-немецки», – сказал он. А что это значит – объяснять не стал.

Повесть была принята читателями разных возрастов с большим интересом, о чем они не раз говорили на читательских конференциях. Приведу письмо школьницы:

«Уважаемый Геннадий Анатольевич,

Во-первых, спасибо Вам за вашу прекрасную повесть «Право на жизнь», за ваши прекрасные стихи «Мать» и «Баллада о парне с Печоры», эти стихи являются моими любимыми стихами, они потрясли меня своей искренностью и любовью к людям. Встреча с Вами состоялась накануне Великого праздника Международной солидарности трудящихся. Я желаю вам огромных творческих успехов, счастья, здоровья.