Следующим утром, после метели, он вышел из сарая с лопатой, решив расчистить выход, и увидел Соломенные Волосы.

Новое пугало прислонился к стене у двери и грустно смотрел на вход. Волосы, поверх мешка, из которого была его сделана голова, трепались на ветру, а белая рубашка покрылась ледяной коркой; на простодушном лице с веснушками хоть и была нарисована улыбка, но в свете фонаря она казалась несколько уставшей.

– Давно стоишь? – спросил Старая Шляпа.

– Часа полтора. Не знаю точно, часов-то нет, – сказал Соломенные Волосы, – найдется местечко?

Место ему конечно нашлось.

Все что Соломенные Волосы знал о своем происхождении, он рассказал в первый же день: его сделали для какой-то сельской выставки, но пока туда везли, он сломался, так как его скелет был сделан из тонких реек, чтобы выглядеть изящнее. Водитель пожалел пугало, сделав ему новый скелет из коряги, валявшейся у дороги, воткнул в землю в ближайшем поле, там и оставив. Рассказал, как он пережил пожар и остался живым. Позже выяснилось также, что, несмотря на некоторую скрюченность и неказистость, он выглядел больше других пугал и, к тому же, обладал недюжинной силой.

– Когда меня вытаскивали из земли, один из людей потянул себе спину, – говорил он чуть виновато, но не без гордости.

– Еще один тугодум! – прокомментировал Черное Крыло, когда позже заглянул в щель под крышей сарая посмотреть, как идут дела у пугал.

– Вот я сейчас… – возмутился Соломенные Волосы, но ворон только хрипло расхохотался в ответ.

Новое пугало долго не мог понять того, что Черное Крыло донес до Старой Шляпы в самом начале и очень долго пытался хоть как-то испугать птицу и, в конце концов, так надоел ворону, что тот назвал его самым глупым из всех пугал.

Скорее всего так и было: Соломенные Волосы даже не пытался задаваться теми вопросами, что терзали Старую Шляпу, а когда последний рассказывал ему о смысле жизни и делился наблюдениями за людьми, всякий раз отвечал:

– Понятно.

И становилось понятно, что Соломенным Волосам не только ничего не понятно, но и не слишком интересно.

– Наш друг просто не мучает себя вопросами, – говорил Пустая Голова, вызывая искреннее недоумение Старой Шляпы, – и ничего плохого в том нет. Допустим, твой пернатый приятель тоже не мучается, и это ему совершенно не мешает жить.

– Чайник дело говорит, – каркал Черное Крыло.

У Старой Шляпы не находилось аргументов, чтобы спорить, но в глубине души он верил, что у пугал с людьми гораздо больше общего, чем у воронов. И не так важно было, что у птиц было сердце, и они дышали, а пугала нет. Дело было даже не в том, что у пугал были руки и внешне они больше птиц походили на людей. Он просто не мог объяснить этой общности. Более того, Старая Шляпа начал подозревать, что ворон все-таки не понимал некоторых вещей и потому часто отвечал на вопросы, вроде: как люди могут ругаться и при этом желать быть вместе – следующим образом:

– Ты просто не понимаешь сути своего вопроса. То, что они орут друг на друга, никак не связано с их настоящим отношением друг к другу, – хотя это не выглядело никаким ответом.

Или просто начинал ругаться, называя пугало бестолочью и не давая никакого ответа вовсе.

И хотя Старая Шляпа в самом деле многого не понимал, ему казалось, что ответ где-то рядом – что еще немного, и он все поймет.

И еще, он не считал что орать друг на друга и жить вместе – в нормальном порядке вещей.

– Я бы хотел, чтобы ей, – Старая Шляпа имел ввиду ту девочку, – было лучше, чем сейчас. Чтобы она не жила так же, как ее родители.

Но как этого достичь – он не знал.

– Попытки переделать человечество еще ни разу не заканчивались успешно, – сказал Пустая Голова, – об этом свидетельствует многолетняя история.