Добравшись до своей комнаты, Олимпия закрыла дверь и присела на кровать. Пакет она по-прежнему не выпускала из рук, словно не зная, что с ним делать; затем осторожно развязала бечевку и сняла толстую оберточную бумагу.
Внутри оказалась книга. Огромная старинная книга с золотым тиснением на кожаном переплете. Казалось, ей больше подходило место в какой-нибудь монастырской библиотеке, чем в руках восемнадцатилетней девушки. Настоящая инкунабула[6], пахнущая стариной и древними легендами.
К ней прилагалось письмо.
Моя дорогая Олимпия!
С днем рождения! Знаю, что не существует слов, способных заменить крепкие объятия, – и я должен был бы тебя обнять в день твоего совершеннолетия! Но я хочу, чтобы ты знала: я тебя не забываю. Ни на миг. Ни тебя, ни твою маму. Куда бы ни заносили меня морские ветра, вы всегда рядом со мной. Я скучаю по вам и ощущаю ваше присутствие в каждом новом созвездии на небе, в каждом порыве ветра и каждой волне на своем пути.
Поэтому, хотя сам пока не могу вернуться домой, я решил отправить тебе эту необычную книгу; она попалась мне в одной антикварной лавке на острове Идра[7].
Это единственный в мире подобный атлас. Хозяин лавки уверял, что он некогда принадлежал лорду Байрону: поэт окончил свои дни в Греции во время Войны за независимость.
В этом атласе ты не найдешь ни географических карт, ни сведений о флоре, фауне или политике; но в нем запечатлена любовь – так, как до того никто и никогда не делал.
Согласно заметкам, которые в свое время оставил его владелец, – кто знает, может, действительно сам лорд Байрон! – существует пять видов любви в соответствии с пятью континентами, известными в ту эпоху. Где бы человек ни родился, его сердце связано с определенным континентом; оно бьется в поиске своей особой формы любви.
Вместе с атласом я отправляю это письмо и задаю вопрос: хватит ли тебе отваги узнать, куда стремится твое сердце?
Пусть тебе это трудно принять, но мое сердце стучит только ради вас.
Я люблю тебя.
Целую с бескрайней, как море, нежностью.
Папа
Олимпия и не замечала, что плачет, пока крупная слеза не упала на последнюю строчку письма. Чернила расплылись по бумаге, напоминая абстрактную картину из тех, что рисовала ее мать.
Девушка утерла слезы и улыбнулась. Сколь необъяснимым ни казалось его бегство, какой бы ни была причина, внезапно она ощутила, что отец снова рядом.
Убрав письмо в ящик тумбочки, Олимпия взяла в руки атлас. Она бережно раскрыла его и погладила кончиками пальцев филигранные буквы на форзаце. Плотные пожелтевшие страницы, казалось, хранили вековые тайны. Неужели она действительно найдет здесь карту любви?
От одной этой мысли Олимпия недовольно засопела.
В ее представлении любовь была не просто непонятной загадкой, но и совершенно ненужным усложнением и без того непростой жизни. Обоюдоострое лезвие – им так легко пораниться, когда пытаешься всего лишь защититься. Кстати, на этом пути она чуть не потеряла человека, который лучше всех ее знал и которому она больше всех доверяла, – Альберта. И вряд ли эта книга заставит ее изменить свою точку зрения. Может, в эпоху лорда Байрона любовь и была другой, менее болезненной и простой, но Олимпия пребывала в убеждении, что в те времена, что выпали на ее долю, настоящая любовь – не более чем утопия.
Однако любопытство заставило ее перелистать страницы. Как и предупреждал отец, владелец книги надписал над пятью континентами следующие слова:
Европейский любовник
Американский любовник
Африканский любовник
Азиатский любовник
Океанийский любовник
На страницах атласа пером были выведены каллиграфические надписи на английском, украшенные старинными завитушками. Время от времени встречались рисунки от руки, изображавшие сердечки и человеческие фигурки в различных любовных позах. Женщины и мужчины, но также мужчины с мужчинами и женщины с женщинами. Фрагмент руки, нежно гладящей кожу. Губы, слившиеся в поцелуе. Глаза с расширенными зрачками в обрамлении длинных ресниц.