– Тогда нужно учить взрослых, чтобы был правильный пример. – Василий Андреевич перебил размышления Евгении Александровны.

– Нужно… Их обычно учит жизнь. – Ещё более задумчиво произнесла Евгения Александровна.

– Слушайте, ну какая жизнь? Вы видели статистику разводов? Олигофрены, которые постарше, учат олигофренов, которые помладше, как нужно разводиться, изменять, пить, драться на свадьбе, скандалить с родителями, ненавидеть власть… – Василий Андреевич выдал фонтан эмоций, поворачивая направо к красивому небольшому кафе. – Выходите в кафе здесь, а я к той заправке, сейчас приеду. Здесь уютно, перекусим тут.

– Вы забыли о поклонении деньгам, – сухо сказала Евгения Александровна, выходя из машины.

– Делайте заказ, мы уже заказали. – Сказала Евгения Александровна, когда Василий Андреевич подошёл к нашему столику.

Мы сидели возле окна рядом с букетами засушенных цветов на подоконнике. Маленькие букеты очень вкусно пахли.

– Какие красивые занавесочки. – Сказала Мила.

– Мила, здесь вообще очень Мило, – решил скаламбурить я.

– Вы тоже взяли кофе? – Евгения Александровна обратилась к Василию Андреевичу.

– Да, пока подождём заказ.

– И всё-таки вы не правы. – Резко вернулась к прежней теме Евгения Александровна. Она продолжила, не замечая его недоумевающего взгляда. – Вы всё смешали. По-вашему, если взрослые ведут себя хаотично, неразумно, некультурно, в конце концов, то учить нужно детей в школе?

– Вы предлагаете в школу загнать родителей?

– Ну, во-первых, вы сами предложили учить взрослых. Дальше, учителя всегда работают не с ребёнком, а с семьёй. Так устроена школа. А в-третьих…

– Нужно учить учителей? – Перебил Василий Андреевич.

– Да, а учителя тоже могут быть в разводе и в ссоре с родителями. Как им доверять половое воспитание в школах? – Мила решила вмешаться в разговор.

– Я всё-таки договорю. А в-третьих, нельзя через образованных детей научить необразованных взрослых. Это просто принцип. – Закончила свою мысль Евгения Александровна.

– Но если детей не учить в школах и не подавать им правильный пример дома, где они научатся? – Василий Андреевич настаивал.

– Василий Андреевич, дорогой, нашу систему образования придумали не сегодня утром. Детям прививают культуру чтения, и после этого знакомят с книгами великой русской классики. Рассказы о героях Отечества – это тоже половое воспитание. Да и вообще, если девочке говорить, что она девочка, а мальчику – что он мальчик – это уже половое воспитание. А если вы хотите поднять общий уровень культуры, о котором говорили немного ранее, то школьные уроки вам ничего в этом процессе не исправят.

– А что исправит?

– Телевизор. Воспитывайте телевизор. Ну и Интернет, конечно.

– Воспитать телевизор нереально. – Василий Андреевич вздохнул и допил кофе из чашки.

– Нереально – нам. Государству – реально. Задачка со звёздочкой для парламентариев. А если говорить более широко, то общую культуру народа может поднять только одно.

– Что? – мы втроём непроизвольно задали вопрос, глядя на Евгению Александровну.

– Война.

– Да ну нет!

– Осознанная защита, объединение против врага, постановка вопроса жизни и смерти «на нашей земле – или они, или мы». Чёткое очерчивание своей территории. Самоидентификация. Ситуация, в которой предатели сами уходят, герои сами совершают подвиги, как нечто обычное, мамы ждут пап с фронта, папы защищают мам, детей и Родину, учителя поют гимн страны вместе с учениками. Телевизор показывает серьёзные вещи, а не развлекуху. Вот это всё повышает общий уровень культуры и в себе содержит ядро полового воспитания. Становится яснее ясного, что женщина – это не мужчина, даже теоретически, мужчина – это не женщина. Семья должна состоять из того, кто воюет и той, которая рожает детей и ждёт. Один – сильнее, другая – красивее и нежнее. Всем тяжело, все любят друг друга и ждут. И нет ничего дороже мирной совместной жизни.