Штерн немедленно попытался привстать, но охнул от боли, пробившей грудь, и упал на кровать. Доктор саркастически закатила глаза, военный промолчал.

– Отвечаю на твой вопрос, – продолжил он. – Ты здесь сразу по многим причинам. Во-первых, ты бы умер без медицинской помощи Полка. И твоя смерть не несла никакой практической пользы. Ты должен знать, что контракт контрактом, но гражданские – не враги нам. К тому же мы бережем свои квоты.

Штерн недоверчиво и вызывающе хмыкнул. Сцены бойни в сеттле пронеслись в его голове.

– Во-вторых, человека, которого ты знал как Плаща, Боевые полки разыскивают уже более полутора десятков лет. Ты многого не знаешь о его прошлом. Зато тебе известно о его… недавнем прошлом. И я хотел бы понять, чем этот человек занимался последние годы, не представляют ли его действия опасности и не оставил ли он сообщников. Ты мог бы значительно помочь в этом.

– Значит, вы собираетесь меня допрашивать? Я ничего вам не скажу! – Штерн снова напрягся, попытавшись привстать. На мгновение у него это получилось.

Лицо мужчины оставалось спокойным, однако глаза с интересом следили за мальчиком на больничной койке.

– Не хочешь – не говори. Мы не имеем обычая пытать раненых мальчиков. Лежи, выздоравливай. Просто слушай, смотри. Думай.

Он легко поднялся и вышел, на секунду впустив под полог рой солнечных зайчиков. Доктор проводила его задумчивым взглядом. Горечь и вызов в сознании Штерна немного улеглись, их место быстро и бесцеремонно занимала сильная боль.

– Кто вы? – слабеющим голосом спросил он.

Женщина озабоченно наклонилась над ним, быстрыми и точными движениями поправляя повязку, проверяя температуру и пульс.

– Меня зовут Ольга, я старший полковой медик и твой лечащий врач на ближайший месяц. А он, – врач кивнула в сторону выхода, – Второй Капитан Четвертого полка. Твоими усилиями он теперь исполняющий обязанности Первого Капитана. Все знают его как Куратора.

Штерн потерял сознание.


Выздоравливал Штерн медленно. Хотя, по словам вири Ольги, его прогресс был быстрее молодого оленя, самому юноше казалось, что каждый день тянется целую вечность. В палатке он был один. Последнее время Полк не участвовал в больших боевых операциях, так что места под зелеными тентами хватало. Лежать в тишине было невыносимо скучно, и как только Штерн перестал проваливаться в целительный сон, он начал внимательно следить за всем происходящим вокруг. Вири Ольга сначала приходила часто, то проверяя состояние юноши, то вдумчиво просматривая какие-то бумаги за рабочим столом. Иногда компанию ей составлял и капитан. Он приветствовал Штерна, садился на стул неподалеку и замирал совершенно неподвижно. Он ничего не спрашивал и не требовал, просто смотрел в пустоту, погруженный в свои мысли. Иногда он едва заметно хмурился, бывало, очень редко, в уголках глаз проскальзывала тень удовлетворенной улыбки. Со временем Штерн так привык к визитам капитана, что, кажется, даже начал ждать их. На языке крутились вопросы. Доносящиеся обрывки фраз с другой стороны полога, то тут то там обороненные слова доктора, звуки и запахи – все было незнакомым и абсолютно непохожим на размеренную жизнь сеттла. Сцены ночного кошмара в сеттле постепенно блекли, стирались и уже не вызывали такой боли и страха, как прежде. Жизнелюбие юности брало свое. По мере улучшения здоровья Штерна, старший медик стала появляться все реже.

В один из длинных и похожих друг на друга дней Штерн наконец смог самостоятельно встать с кровати. Он делал эти попытки регулярно и постоянно, борясь с накатывающей слабостью и болью. Доктор недовольно ворчала, капитан, если оказывался поблизости, просто молча наблюдал. В этот раз, когда юноша встал, шатаясь и отчаянно пытаясь вернуть контроль над непослушными мышцами, капитан быстрым движением подставил руку. На секунду опершись на нее и восстановив равновесие, Штерн тут же отстранился, будто обжегшись. Благодаря то ли неожиданной помощи, то ли нежеланию принимать ее, но мальчик смог удержаться на ногах. Неуверенно, неожиданно для себя ощущая уязвимость своего тела, Штерн протащился к закрытому пологу. Распахнул его. Ослеп от неяркого вечернего света и оглох от навалившейся какофонии звуков большого скопления людей. Полной грудью вдохнул сухой и пыльный воздух степи, сдобренный привкусами металла, масла, человеческого пота и готовящейся еды. Закашлялся от неожиданности и боли. Толком ничего не соображая, на ощупь нашел стул и упал на него.