– Странно все это, – нарушил молчание Куратор. – Лужи крови, дыры от пуль, следы боя. Остатки одежды и брони, сломанное оружие. Все, как и в первых нападениях. Но там, по словам передовиков, улицы были завалены изуродованными телами, и запах разложения привлек всех падальщиков на километры вокруг, а здесь ни одного трупа. Судя по следам, драка была яростной и тяжелой, потери должны были быть серьезными с обеих сторон. Но кто и с кем дрался? Почему? Лесовики могли забрать своих убитых, но нет и тел жителей. В последних двух деревнях было то же…

– Я знаю не больше твоего, капитан, – Джейкобс устало повел плечами. – Но сегодня мы наконец схватили их за пятки. Попытаемся использовать это.

Минуты шли за минутами, но наконец дыхание раненого изменилось, он закашлялся и открыл глаза. Разбуженный звуком, Штерн мгновенно вскочил, спросонья пытаясь сообразить, что происходит. Успокоив его коротким жестом, Куратор присел на корточки и негромко позвал человека. Никто не предполагал, что сегодня может понадобиться переводчик, но оба старших офицера уже довольно неплохо научились понимать наречие мидийцев, и сейчас молились Основам, чтобы язык лесных людей не сильно отличался от него. Глаза раненного мужчины некоторое время блуждали, но затем сфокусировались на склоненном лице, и через секунду в них появилось понимание. Лесной человек неистово задергался, несмотря на то, что каждое движение причиняло ему боль. Однако наученные горьким опытом милиты на сей раз прочно привязали человека к носилкам, пять раз проверив, что раненый не сможет причинить вреда себе. Когда тот понял, что полностью находится во власти чужаков, в его глазах появился настоящий животный ужас. Однако мужчина нашел в себе силы, и спустя минуту его лицо снова обрело осмысленное выражение. Он злобно посмотрел на своих пленителей и процедил короткую фразу.

– «Вы заплатите», – перевел Куратор.

Язык в самом деле походил на мидийский, хотя и звучал немного иначе.

– Возможно, когда мы предстанем перед Основами, мы действительно заплатим за каждое наше дело, но пока что этот день еще не настал, – задумчиво проговорил Джейкобс.

Раненый, услышав ответ, снова дернулся, но уже от удивления. Похоже, он ожидал услышать что-то другое. Полковник негромким и спокойным голосом продолжил:

– У нас нет причин доверять друг другу, но то, что я тебе сейчас скажу, не будет уверткой или трюком. Мы много недель воюем против людей, о которых знаем лишь сплетни и слухи, за людей, о которых знаем немногим больше. Мы защищались, теперь мы нападаем, но я все еще не знаю, во имя чего. Я могу пытать тебя, могу убить тебя, но все, чего я хочу, это лишь задать тебе вопрос – ради чего вы режете всех этих мирных людей? Ради чего сжигаете поля, ради чего снова и снова бросаетесь под пули и ножи моих подчиненных, будто ваши жизни ничего не стоят?

Раненый слушал внимательно, на его лице застыла гримаса недоверия, смешанная с отвращением. Кода Джейкобс закончил, он ответил, пропитывая презрением каждое слово:

– Вы подло нападаете на беззащитных людей, сжигаете дома, твари, это вы режете людей ради забавы, это вы убиваете детей на глазах у их матерей. Вы продали души лемурам Фольсуна и еще спрашиваете, почему мы выступили против вас! Люди железа так же лицемерны, как и бессердечны!

Полковник непонимающе взглянул на связанного по рукам и ногам врага. Куратор тоже удивился, хотя и чуть меньше. Он знал, что какая-то часть из сказанного была правдой. Милиты жестоко мстили за товарищей, и кое-что Первый Капитан предпочитал не включать в отчеты. Однако некоторые слова лесного человека требовали объяснений, и Куратор собирался их получить. Удостоверившись, что командир пока раздумывает над ответом, он осторожно вклинился в разговор.