А еще дальше лежала Южная Граница. Цепь высоких гор, отделяющая заселенный людьми мир от неизвестности. Во всяком случае, так любили говорить. Яран рассказал, что и за горами Границы живут люди, причем живут очень давно. Через редких торговцев и путешественников доходили лишь смутные и противоречивые слухи о живущих за Границей, да иногда – замысловатые и вызывающие еле ощутимую неприязнь предметы быта и безделушки. Говорили, что «потусторонники» не чтят Основ, не ведут родословных и не моются. Кое-кто из путешественников рассказывал, что обитатели мира за Границей носят вместо шапок собачьи головы, а ради своего оружия продают демонам души. Так или нет – Яран не знал этого, но у них были какие-то свои короли и губернаторы, а значит, с ними можно было договориться.
– Но если мы хотим договариваться, зачем тащим с собой такую груду оружия? – Штерн недоверчиво посмотрел в умные глаза собеседника.
– Вспоминая слова старого друга: «доброе слово – это хорошо, но доброе слово и боекостюм – еще лучше», – техник поправил самодельные очки. – Потому у нас с собой пара десятков БК и арсенал, достаточный, чтобы привести к покорности крупный город. Впрочем, если я достаточно знаю привычки нынешнего Первого Капитана, милиты не пустят в ход и половины этого.
– Почему?
– Куратор не любит грубую силу и прямые наскоки. Несмотря на то, что Четвертый имеет одну из самых сильных и заслуженных групп штурмовиков, за последние годы Полк завершил несколько сложных контрактов, даже не выходя из лагеря. «Один человек в нужном месте», – любит говорить капитан.
– Вир Яран, я прошу прощения, но откуда вы все это знаете? – юноша был одновременно радостно взволнован открывающимися горизонтами и огорошен количеством новых, не укладывающихся в известный ему мир вещей.
Техник достал из кармана спецовки тряпочку и аккуратно протер старые очки. На его лице застыло отрешенное и задумчивое выражение.
– Я служу Полку больше лет, чем ты живешь на свете, молодой человек. Намного больше. Ты вряд ли можешь себе представить, в каких удивительных местах и событиях мы успели побывать.
– Вы так долго вместе с бойцами, знаете все мелочи и особенности, вам не приходила мысль самому стать милитом?
– Скромные техники для работы полковой машины нужны не меньше, чем бравые вояки. А я хорошо умею именно строить, а не ломать. К тому же, – мужчина пристально посмотрел в глаза Штерна, – я не хочу убивать людей.
Юноша даже обиделся.
– Я пришел в Полк, чтобы изменить мир к лучшему, принести людям хоть немного справедливости, а не во́йны!
– Но ты говоришь о Боевом полке, организации, несущей войну всем остальным, разве не так?
– И единственной, способной изменить это!
Яран стал очень серьезен и даже как-то постарел.
– Молодой человек, как бы ни были благородны твои помыслы, тебе еще очень долго придется подчиняться желаниям других. Но даже тогда, когда – Основы в помощь – ты сможешь принять настоящее решение – будешь ли ты готов ради счастья хороших людей лишать жизни плохих?
– Если так будет нужно – то да, готов. Но я не бездумный убийца! Я знаю ценность жизни!
– Знаешь ли? Или ты знаешь лишь слова, которые с младенчества тебе говорили взрослые? Понимаешь ли ты по-настоящему, что несет с собой один кусочек металла, пущенный нажатием твоего пальца? Видел ли ты, как в твоем прицеле исчезают чьи-то годы, мысли и мечты? Чтобы не вернуться. Никогда.
Штерн попытался вспомнить тот вечер в сеттле, человека в безликом шлеме, мысли, промелькнувшие насквозь, когда он спустил курок – и не смог. Осталось лишь одно, сплавленное в единое целое воспоминание ярости, страха, боли. Юноша чувствовал, что тогда произошло что-то очень важное, но не мог понять, что. Это было так далеко, в той, мирной жизни…