– Не всегда, – ответила Атари. – Для тебя прозвучит странно, но у них есть выбор, и его может сделать даже умерший дома в своей постели. И никто не знает, почему они выбирают так, как выбирают. Кто-то возвращается в Арракаду и проходит в Синеву, становясь частью общей памяти нашего народа. А кто-то остаётся в Междумирье.

– Что они делают там?

– Наши знания об этом довольно скудны, – кашлянул Кирран. – Иногда такие духи приходят к жрецам, чтобы предупредить о чём-то или передать послание. Если удаётся с ними поговорить, мы получаем немного больше понимания. Кто-то становится стражем перекрёстков миров, кто-то посланником, кто-то учит других людей или существ в других мирах тому, что узнал сам. В Междумирье много дел для того, кто больше не обременён телом. У Арракады тоже есть стражи внешних границ из числа наших древних героев, жрецов, магов. Они защищают нас от того, что нельзя победить мечом и копьём.

Боудар кивнул. Он догадывался об этом.

– То есть я могу предположить, что видение было попыткой Геммара связаться со мной доступным ему способом? И доступным мне. Хотя мог бы и присниться, – пожал плечами арес.

– Насчёт первого – да. А вот попасть в чужое сновидение не так уж просто, тем более в твоё, арес. Ты снишь много лет, и это освоенный твоей волей инструмент, он подчиняется тебе. Намного проще присниться тому, кто спит как попало, – улыбнулся Кирран. – Но ты можешь попробовать сам найти его через сновидение или транс.

Арес сделал несколько шагов туда и обратно по небольшому помещению. Остановился перед жрецами и спросил:

– А что с этим тёмным миром?

Кирран посмотрел на верховную жрицу, она помедлила немного и ответила:

– Ты точно заметил, что это мёртвый мир. Буквально. Это место для всех выглядит примерно одинаково. Умершие попадают туда и находятся в безвременье, пока не отправятся в своё посмертие – их забирают силы родного мира или жрецы. Это такое промежуточное, безучастное к тебе пространство. Мы называем его Навати́р. В других мирах я слышала названия Дуат и Нейтраль. Это всё одно и то же место. Там ничего не происходит, только открываются проходы для умерших.

– Живой может попасть туда?

– Телом? Я не слышала о подобном. В трансе – да, конечно, мы ходим туда, если нужно.

– Во сне я не был там в трансе. Всадник – это был весь я, и даже больше. Больше того, что я о себе знаю.

Атари посмотрела на него многозначительно:

– Весь ты, что был у тебя на тот момент?

– Хочешь сказать, там у меня уже нет тела? Я мёртв?

– Я не исключаю этого.

Боудар хмыкнул.

– Нет. Это не был путь в один конец, я собирался вернуться. И ещё, меня привела туда какая-то нужда, я к чему-то стремился, а не просто болтался в ожидании своей участи.

Атари улыбнулась его самоуверенности и сказала:

– Я предлагаю тебе сходить туда в трансе вместе, я проведу. Возможно, ты поймёшь больше.

Арес кивнул.

Адамар сидел на бревне у костра с тарелкой в руках и доедал свой ужин. Вечерняя стража уже сменилась, лагерь укладывался спать, рано утром им сниматься и двигаться дальше. Он уже разослал разведчиков вперёд по дороге и назад к порталу, через пару часов они вернутся, и только тогда он сможет лечь. Виáрра, его новая подруга, не дождалась и отправилась спать одна, а он сидел и прислушивался к ночной тьме, тревожась за своих людей.

У него за спиной по палой листве прохрустели быстрые шаги – аракс перешагнул бревно и устроился рядом. Он держал в руке сумку чужачки. Разведчик протянул ему свой походный рог, предлагая разделить, Леудар отпил и вернул, а потом молча открыл сумку. В свете костра было плохо видно, Адамар заглянул и вопросительно поднял глаза на аракса. Тот кивнул, и он сунул руку внутрь, нащупал что-то твёрдое, вытащил и изумлённо уставился на изогнутый коготь длиной в пол его предплечья. Внутренняя сторона была острая как лезвие и просвечивала на огонь, внешняя – шершавая и в зелёно-серых поперечных полосах.