– Что за дочки другие?

– У них женихи уже есть, намечаются! Они, конечно, посимпатичней, да кто ж в постели на физиономию смотрит с десятью тысячами приданого, главное формы прекрасные. Да вы и сам – не Казанова, хотя вид у вас вполне благопристойный. Зачем у вас столько безделушек, если женщины нет за ними ухаживать?

– Я ими в шахматы играю, этой турою хожу сюда, а совою на шаре – туда.

– Вы мне зубы не заговаривайте. В гости завтра же собирайтесь к Машеньке, особливо к ее родителям, как обещали-с.

– Кому это я обещал?

– Не-е-ет, дома оставаться нельзя! Эй, Селифан, запрягай коляску немедля. «Куда, барин?» В ресторан, куда же еще! Не в монастырь же! Вначале кутил, но слегка, а после обретения статуса вашего персонажа, о жизни задумался. Я с детства ленив был, похлеще лежальца диванного, в «Женитьбе» вашей прославленного, но излечился, прочтя ваш роман и другие поэмы. Стали на меня окружающие поглядывать эдак пристально, а когда фрак багрецом и искрою надел, прохода не стало. «К нам приехал, к нам приехал, Пал-иа-ныч дорогой!» Стал соответствовать образу, съездил в Нижний, фрак пошил у фрачных дел мастера черный, фиолетовый с муаром, красный с искрой, а также мундир с эполетами, на тот случай, если продвинусь по службе или прихвастнуть будет нужно.

– Обманом все же решили прожить?

– Вы все о том, как меня перевоспитывать?

– Возрождение Чичикова – тема второй части поэмы.

– Кою вы сожгли, да не дожгли.

– Каюсь, неудача постигла.

– В сжигании?

– В написании.

– Начнем второй том с описания моего путешествия в Италию и другие места. После бегства из Мтищева стал посещать места пребывания вашего героя.

– С целью скупки душ?

– Нет, я тогда до идеи такой еще не дошел, скупать стал попозже. С познавательной целью все больше. «Что же вы молчите, господа? – спрашиваю попутчиков по экипажу. – Эдак можно домолчать до страшного суда?»

«Молчание, милостивый государь, золото, а слово…»

«Создало мир, не так ли? Поговорим о прогрессе, да, о прогрессе».

«Я вот, что скажу: ежели процветания достигнем, то погибнем. Как есть погибнем. Дорог понастроили, мосты возвели, да людей на них давят. Тьфу!»

«Да вы ретроград, как я на вас погляжу».

«Все беды, господа, от фамилии – вмешаться в разговор еще один попутчик. – Мамин моя фамилия. С такой фамилией в Москве не проживешь. В Мадриде, разве что».

«В Мадриде с вас быстренько шкуру сдерут и на сапоги употребят тамошнему бею. Будете потом всю жизнь ходить на чужих ногах».

«В Мадриде такого не может быть. В Штамбуле каком-нибудь, разве что? В Гишпании, господа, не то что у нас в каком-нибудь Мтищенске, а вовсе наоборот. Там, брат ты мой, сообщают в газетах, всякий с усами».

«Взять бы все ваши газеты, собрать, да и сжечь вместе с сочинителями, предварительно выпоровши».

«Вы, милостивый государь, – отмечаю я, – не только ретроград, а и… сарацин необузданный. К человеку нужно иметь уважение».

«Это за что же я должен уважать человека?»

«За подобие. Я разговорюсь с человеком, бывало, выведу его на оскорбленье, а затем плащ расстегну, невзначай, и генеральский раскрою мундир».

– У меня мундир златострунный завелся, как уже говорил, с эполетами. Из толстой нити парчовой узор нанесен на ткань, а на груди струны протянуты, чтобы можно было, как на арфе, сыграть и спеть что-нибудь душещипательное.

– Продолжайте, продолжайте рассказ. О мундире потом.

– Нет-нет, вы послушайте, без объяснения дальнейший рассказ не пойдет так гладко, как сани по льду того самого озера, в коем петух рыбу клюет в проруби.

– Я уж все понял. Вы – человек чести, все предусмотрели. Продолжайте.