– Как генерал от инфантерии увидев блямбу на носу неожиданную прямо перед приездом императора с награждением орденом Почета III степени, кто ж, мол, с такой рожей орден повесит на грудь!

– Вот тебе и Гоголь-Моголь! Пасквиль про меня настрочил, а сам и в ус не дует. Бог ты мой! С кого только вы, Николай Васильевич, портрет мой списали? Фамилия одинаковая, имя отчество – тоже, манеры такие же, да и голосом схож, такой мягкий вальяжный, что в сон самого себя клонит, как кота на солнцепеке, поскольку ленив. Приходится стучать по голове специальным молоточком для определения рефлексов в коленях, чтоб себя разбудить.

– Доктора обычно стучат по голове, и ухом к тому месту пристраиваются, чтобы определить есть ли мысли еще у пациента или совсем уже дурак дураком. Знавал одного врача, так он лечил пациентов пощечинами. Как только больной начинал ответствовать, так, стало быть, и здоров.

– Методы бывают разные. Кто словом, кто молоточком, кто розгами, а иные поцелуями даже. Одну знакомую моего знакомого ее знакомый целовал на мосту, а она от него отстранялась и изгибалась назад, аж над перилами зависла в такой неестественной позе. Вдруг – хрусть у нее в позвоночнике! Изогнулась дугой, так и осталась. Лечили ее даже в Швейцарии – не помогло. Не могут ее разогнуть. Хоть ломай пополам! Нашли, наконец, народного умельца. Приведите, велит, того парня и дуру сюда. Привели. «Цалуй, говорит, адиотку». Та в слезы. «Ты цалуй, а ты, дура, ответствуй». Он ее поцеловал, нагнувшись над ней. Она его обняла и отцеловалась в ответ. Хрусть, и все стало на место. «Во, говорит целитель, неча была кобенится!»

– Поженились и живут теперь вместе, должно быть. Один мой знакомый в бочку опускался с лошадиным пометом от боли в суставах. Из земли вышли, приговаривал, ею излечимся.

– Помещик Вершилов иного рода лечился примочками. Пока одна девка грудь ему утепляла снизу собою, другая спину прикрывала все тем, что есть у нее натурального, одеяло изображая. После такого лечения целые выводки начинали рождаться учителей, объявивших себя народниками, и химиков, ставших бомбистами.

– Не мои персонажи, нет, не мои!

– Еще бы! Те уже родились, но не проявили себя. Представьте влюбленного офицера на Невском проспекте. Закладывает он в снежок перстенёк и бросает в окно возлюбленной в знак обещанья жениться. Красавица в шкатулочку кладет ко всем прочим безделушкам и ждет следующего дурака, коему записочку посылает с рекомендацией, как ее сердце разжечь. Состоянье составила немалое из перстенёчков и браслетиков ценных. Оставим пока барышню заниматься составлением приданного, обратимся к другой. «На нее, подбоченясь игриво, засмотрелся проезжий корнет…

– На неё засмотреться не диво» – красавица писанная.

– Засмотрелся и выстрелом из пистолета предложение сделал: «На обратном пути загляну!» По возвращении начинает ходить вокруг поместья и стрелять в воздух с намеками дерзкими: приходи, мол, девонька вечером в сад. Через час-другой является барышня с порванным платьем и синяками, поскольку родные препятствовали уходу в парк с аллеями темными к уединенной беседке над обрывом в овраг, и он ее поцелуями лечит и прочими вольностями, после чего все любительницы вечерних прогулок чахоткою заболевают от лежания обнаженной спиной на мокрых скамейках – платье даром что ли порвали!

– Вот вам и темные аллеи!

– Впоследствии и рождаются такие, как я, толстые… правда, в плепорцию, но безродные. Если говорить о женщинах, вот вам история, которая произошла со мною недавно во сне. Отодвигаю ветку сирени и девицу вывожу за руку лет эдак четырнадцати, достаточную уже для женитьбы, к тому же и в теле, ожидающей милого. «Ой, куда вы меня от маменьки – папеньки уводите?» Хочешь в гарем?