Петька вскочил на кровать и, махая одной рукой, как мельница, засунул вторую в рот и выдал такой дикий свист, что в ушах зазвенело. Вся палата заходила табуном. Даже хмурый Фёдорович улыбнулся, словно оскалился, и завертел кистью руки на манер разбитной цыганки из заезжего табора.

Веселье прервала Даша. Она влетела в палату, как на пожар. Сестра на секунду остановилась как вкопанная на пороге, быстро оценила обстановку, затем решительно подошла к Ивану и положила ладошку на развёрнутые меха. "Цыганочка" захлебнулась в самом разгаре, не успев выдать свой последний аккорд. Наступила гробовая тишина. Затем раздался грохот. Это Петька рухнул на кровать, да в спешке промазал и в итоге растянулся на полу, но быстро поднялся и, потирая зашибленное колено, нырнул под одеяло.

– Ну и что вы здесь устроили? – пряча улыбку, строго спросила Даша. – Вы раненые, а это значит, что ваше дело тихо лежать и слушать. Так, дети. Забирайте инструмент и идите в следующую палату, но только у меня одно условие. Инструмент больше никому в руки не давать. Поняли?

Дети дружно закивали головами и, тихонько хихикая, выбежали из палаты. Им очень понравилась игра раненого дядечки, а особенно реакция остальных. Девочка, по всему видать, старшая в группе начинающих артистов,      не выдержала. Повернувшись к юному гармонисту, она сердито сказала:

– Видал, Митька, как играть надо? А ты пилишь, пилишь, как ненормальный. От этого твоего пиления не плясать и не петь охота, а выть, как собака на луну. Идём, горе моё. Нас ещё другие раненые ждут.

Митька ничего не ответил на колкое и такое обидное для музыканта замечание. Он только шмыгнул носом и поплёлся за труппой в другую палату, изо всех сил придерживая вечно разъезжающуюся гармонь. Даша ушла, а Иван лежал на кровати, смотрел в обшарпанный потолок и радовался, как ребёнок. Он словно дома побывал. В родном Непотягове.

– Ваня, – Иван повернулся к Фёдоровичу. Тот смотрел на него с ехидной улыбкой. – А девка-то на тебя ого-го как смотрит.

– Что значит ого-го? – не понял Иван.

– Чего тут понимать, – встрял в разговор Петруха. – Глаз она на тебя положила, приглянулся ты ей. Так понятно?

Иван разозлился:

– Да идите вы все… Тоже мне, понимальщики нашлись.

– Зря ты так, Ваня, – не унимался Фёдорович. – Деваха видная, всё при ней, да и грамотная. При должности. Ты не торопись нас посылать, дружок. Лучше подумай хорошенько, да и реши энто дело. Точно тебе говорю. Как на духу.

Но Иван не придал большого значения словам соседей. Он нашёл себе другое занятие. Иван, как стал ходячим, так всю школу от нечего делать обошёл и в одном помещении, служившем раньше, вероятно, складом, нашёл целую полку книг.

– Вот теперь будет чем время скоротать, – обрадовался Иван. – И чего это начальство госпитальное не догадалось их раненым раздавать? Дело-то нужное. И развлечение, и полезно. А то кто спирт ищет, кто байки травит от безделья, а кому вставать нельзя, так и вообще в радость будет книгу почитать.

Он перебрал почти все книги и нашёл то, что искал. "Чапаев" и "Как закалялась сталь". Сразу после ужина Иван взял книгу и, сев на кровати, объявил:

– Предлагаю устроить вечер чтения. Никто не против?

На него удивлённо посмотрели почти все раненые. Но обрадовался только один Петруха. Тот моментально отреагировал на неожиданное предложение:

– Правильно, Ваня. Давай читай. Я страсть люблю, когда вслух читают. Мне маманя раньше часто читала, когда я маленький был. Что там у тебя?

– «Как закалялась сталь» Островского.

– Не слышал, – подумав, ответил Петруха.

– Так послушай и не мешай, – сердито произнёс Фёдорович. – Давай, Ваня, начинай, а мы послушаем.