Тот некоторое время бессмысленными глазами смотрел на командира, потом резко повернулся и, схватив ружьё, стал палить по венграм. К Ивану, нагибаясь и обходя стрелков, спешила та самая девочка, которую он только что ругал за безрассудство. Жидкие светленькие волосёнки торчали во все стороны из-под великоватой пилотки. Сапоги чудом удерживались на ногах. Она на ходу открывала сумку с красным крестом, не отрывая глаз от Ивана.

– Сейчас, миленький, сейчас, – лепетала сестричка, расстёгивая на Иване шинель. – Ты только потерпи, родной, потерпи маленько. Я быстро.

Привычными движениями она ловко стала бинтовать кровоточащую рану. Иван невольно улыбнулся девчушке и, как ему казалось, лихо подмигнул ей. Боль немного стихла.

– Вот и всё. Сейчас я тебя до госпиталя доведу, – убирая остатки бинта, улыбнулась в ответ девушка.

Вблизи она выглядела не такой уж и беспомощной, а в руках чувствовалась не только профессиональная подготовка, но и сила. Иван мотнул головой:

– Иди, милая, тебя другие ждут, а я отсюда никуда не уйду. Помоги лучше встать.

Медсестра внимательно посмотрела в глаза Ивану и, что-то поняв про себя, помогла ему подняться и тут же убежала. Иван, морщась от боли, облокотился на край окопа и посмотрел на поле боя. Многие танки горели, валялись трупы ещё недавно так браво шагавших мадьяр. Кругом, насколько хватало глаз, двигалась техника, бегали пехотинцы. Сражение вошло в свою решающую стадию.

– Мирон! Ты куда стреляешь?! – закричал Иван, заметив, что тот водит стволом, не зная, куда целиться, и в итоге мажет. – А ну дай сюда, оглобля! Патроны подавай! Живо!

Иван схватил ружьё и уже до конца боя не выпускал его из рук.

Атака немцев захлебнулась, встретив мощный отпор бронебойщиков, артиллеристов и, конечно же, пехоты двадцать пятой стрелковой дивизии. Словно набежавшая волна, наткнувшись на гранитный утёс, откатилась фашистская нечисть назад. Бой завершился так же стремительно, как и начался, оставив после себя груды искорёженного железа и трупы солдат.

– Ты как, Ваня? – скручивая папиросу, спросил Фёдор.

– Не дождутся, – проговорил Иван и поморщился от боли.

– Мы щас, – засуетился Мирон и подхватил Ивана под руку.

Со второй стороны встал Фёдор, бросив недокуренную самокрутку. Неподалёку остановилась санитарная повозка, управляемая пожилым солдатом в замызганной кровью шинели и растоптанных грязных сапогах. В неё со всех концов оборонительного рубежа вели и несли раненых. Санитар устало присел на обочину и, пережидая погрузку очередной партии бойцов, закурил.

– Поправляйся, Ваня, – сажая в повозку командира, проговорил Фёдор. – Мы будем ждать тебя.

Иван сел на край досок, держась одной рукой за выступ, другую прижимая к ране.

– Мирон, ты чего мазал? – спросил он.

Мирон опустил свои большие глаза и наконец сознался:

– Вижу плохо, расплывается всё.

– Вот дурень, – незлобиво ответил Иван. – Сказал бы раньше. А я тебя ещё в наводчики определил. Хотя сам виноват. Мог бы и заметить. Ладно, хлопцы, скоро приду, наведу порядок. Не скучайте тут без меня.

Повозка дёрнулась и не торопясь отправилась к медсанбату. Рядом шёл санитар, держа вожжи и время от времени подёргивая ими, словно проверяя, прицеплены они к лошади или нет.

Глава 6.

Оперативная сводка Генерального штаба Красной армии за номером двести пятьдесят четыре от одиннадцатого сентября 1942 года содержала всего лишь несколько строк о битве на берегу Дона: "На Воронежском фронте наши части, занимающие плацдарм на правом берегу реки Дон в районах Сторожевое-один, Урыво-Покровское, в течение десятого сентября вели ожесточённые оборонительные бои, сдерживая атаки венгров, поддержанных танками и авиацией".