– Как пожелаешь, о великий. Слабый Инуче надеется, что Мать сдержит свое обещание. – Морда шамана не выражала ничего, кроме участия и сочувствия и Шахрион подумал, что будь он моложе, то не на миг не усомнился бы в искренности старого лиса.
– Благодарю тебе, вождь. Я бы еще поговорил, но, увы, дела сами не сделаются, а враги не уйдут с моих земель добровольно.
– Понимают тебя, о великий, ничтожный не смеет больше задерживать блистательного.
С этими словами гоблин отключился. Шар отправился скрашивать одиночество кристалла и Шахрион покинул башню. Инуче всегда забавлял властелина. Этот старый гоблин сочетал в себе несочетаемое, например, императору так и не удалось выяснить, где же хитрец раздобыл редчайший переговорный шар.
Его предки почитали гоблинов жадными и трусливыми существами, а те, помимо этих достоинств обладали и другими. Например, зеленые коротышки были незаметными.
Все-таки хорошо, что тогда удалось договориться с всесильным шаманом.
***
Семнадцатый день первого месяца лета 10-го года со дня окончания Последней войны.
Императора ждали – десяток молодых гоблинов встали на караул возле входа в хижину шамана. Все они были вооружены дротиками и луками и старались выглядеть грозно. Получалось неважно, но владыка не имел привычки насмехаться над слабыми. Он очень хорошо знал, каково это – быть немощным.
– Верховный шаман готов меня принять?
– Да, о величайший, – склонился в поклоне один из гоблинов. – Прошу, проходи.
Шахрион откинул полог и вошел внутрь.
– Быстрее вы, олухи безногие! Смотри куда несешь! Фрукты ставь на стол, фрукты, болван лопоухий! – приветствовал его яростный вопль шамана, который, размахивая сучковатым посохом, подгонял нерадивых работников.
Взнузданные отеческими окриками бедолаги про себя наверняка частили Инуче почем зря, но при этом старались сохранить на мордах самые счастливые выражения и император их понимал – ходили слухи, что могучий шаман прекрасно читал эмоции, а заглянув в глаза – и мысли, и никто не горел желанием проверять их правдивость на своей шкуре.
Инуче был так поглощен выволочкой, что даже не заметил вошедшего. Или сделал вид, что не заметил.
– Ну что же вы, дорогой Инуче, нехорошо так кричать, – решил заявить о себе Шахрион.
Шаман переменился в лице.
– Все вон, живо!
Когда пещера опустела, Инуче отодвинул один из убогих деревянных табуретов возле стола и сел.
– Ты рано, о великий из великих. Ничтожный не успел подготовиться к приему богоподобного, – виновато пробормотал шаман.
– Прости меня, верховный, я торопился. – Шахрион скинул длинный черный плащ и уселся напротив хозяина, задумавшись над тем, специально ли гоблин поставил такую простую мебель, или же у него действительно нет ничего лучше.
– Как несравненный может обидеть старого Инуче? Нет, подобное невозможно, это ничтожный виноват в том, что не успел к приходу несравненного. – Шаман мог нести свою ахинею часами, но, по-видимому, ему самому было любопытно узнать, зачем же пожаловал император. – Ты настаивал на встрече, о повелитель мрака, – изогнув губы в усмешке так, чтобы стали видны клыки, проговорил шаман, – на личной встрече. Даже согласился покинуть свою неприступную Цитадель.
Он достал из-под своей хламиды большую черную свечу, поставил ее в центр стола и зажег. Запахло ароматными травами.
– Старый Инуче хочет знать причину. Пока горит свеча, ты можешь смело поведать мне все, нас никто не подслушает.
В это Шахрион верил охотно. Своеобразная магия гоблинов отличалась от человеческой, эльфийской и дварфовской, однако же никто не мог отказать чарам зеленокожих в эффективности.