Сердце молодого охотника застучало сильнее, подобно барабану перед великой охотой. Он медленно кивнул, выпрямляясь, будто сбрасывая с могучих плеч тяжесть горного валуна. В его взгляде, устремлённом в неведомое будущее, теперь пылал огонёк решимости.

– Ант дать Ролу много мысли, – произнёс он, прижимая руку к груди в знак глубокой благодарности. – Рол думать над словами мудрого Анта.

– Племя огня… – прошептал он, и даже произнесение этих слов, казалось, причиняло ему физическую боль. Его голос, глубокий и древний, подобный эху из самых тёмных пещер, был наполнен скрытыми угрозами и тенями прошлого. – Они охотники сильны, высоки, как могучие сосны на склонах гор. Женщины… не меньше силы иметь. Красота и сила течь в их жилах, как вода и огонь вместе. Это племя не просто сила – это великая буря, что Великий Огонь закрывать.

Рол напряжённо вслушивался в слова шамана, пытаясь уловить в них нечто большее, чем простой рассказ. В каждом слове Анта таилась загадка, которую невозможно было разгадать сразу. Тень Рола, массивная и грозная, отбрасываемая пламенем костра, металась по земляному полу хижины, словно дух-хранитель, охраняющий своего хозяина. В груди молодого вождя росло сомнение, подобное ядовитому растению. Как этот старик, погружённый в мир духов и древних знаний, мог знать такие подробности о далёких южных землях, о загадочном племени огня?

– Путь на там… – продолжал Ант, медленно выпрямляясь, но тут же снова сгибаясь под тяжестью собственных слов. – Этот путь быть жаркий и беспощадный, как Великий Огонь, которому они поклоняться. В тех землях… они молиться огню и огню, давать им жертвы. Их алтари, Рол… – здесь голос шамана дрогнул, как листок осины на ветру, – на них столько кровь пролиться, что земля пить её, как вода. Великий Огнь вырезать в страшных ритуалах, и каждый удар нож звать милость их духи. Много Та-Ку-Ри умирать, их жизнь кончаться в один миг на эти камни…

Голос шамана становился всё более тягучим и мрачным, подобно смоле, стекающей по коре древнего дерева. Он говорил так, будто перед его внутренним взором возникали образы прошлого, словно эти алтари и жертвоприношения были не просто чужими историями, а событиями, свидетелем которых он был сам. Ант закрыл глаза, и его лицо исказилось от боли, как будто воспоминания разрывали его изнутри, подобно когтям невидимого зверя. Каждый вздох старика становился тяжелее предыдущего, а слова, слетавшие с его губ, наполнялись ядом страха и ненависти.

Рол хранил молчание, но его разум работал безостановочно, как быстрый поток горной реки. Сомнения проникали в его сознание подобно туману, окутывающему долину на рассвете. Каждый взгляд на шамана порождал новые вопросы, требующие ответа. Откуда Ант знает столько о далёком племени огня? Как он может с такой точностью описывать то, что для других остаётся тайной за семью холмами? Возможно, старый шаман скрывал часть своей истории? Быть может, его прошлое было связано с этим загадочным и опасным племенем.

– Чёрные камни Зарака… – голос Анта вновь прорезал тишину, вырвав Рола из плена размышлений. Шаман теперь говорил медленнее, словно каждое его слово было тяжёлым, как валун после долгого ливня. – Эти камни… крепкие, как сердце самая земля. Они вставлять их в оружие: в ножи, стрелы, копья, топоры… Это делать их страх. Их племя расти и сила набирать, их дети становиться сильнее наши, сильнее урхи даже. Если мы не разрушить их камни, если не уничтожить их места сила…, то племя огня уничтожить нас всех.

Ант говорил с такой непоколебимой убеждённостью, что его слова, подобно острым стрелам, проникали в самые тёмные уголки души Рола. Шаман поднялся на ноги, и его худое тело, покрытое священными узорами, начало дрожать, как осиновый лист на ветру. Он не просто рассказывал – он заново переживал каждое слово, каждый образ, словно видел перед собой кровавые сцены ритуалов так же ясно, как видел сейчас лицо Рола в полумраке хижины. Руки старика сжались в костлявые кулаки, а в глазах полыхал огонь, яростный, как лесной пожар в засуху. С каждым словом он описывал, как охотники из лесных племён становились беспомощными жертвами на этих проклятых алтарях, как их ещё бьющиеся сердца вырывались из груди ради ублажения безжалостных духов.