– Что, принцесса, испортила бабушкин ковёр?

Айша не заметила, как сын Мансура зашёл в комнату. Вздрогнув, она тотчас спряталась, буквально перестала дышать и затаилась, но он продолжал говорить с некоторой издёвкой:

– Раз ножницы отыскала, ковёр окончательно испортила – нечего теперь прятаться. Возьми в углу под ковром крышечку, дырку закрывать будешь, а то кто-нибудь ногу случайно сломает.

Айша подняла голову и увидела, что палас в углу её комнаты действительно чуть бугрится. Она принесла и опробовала крышечку – та подходила точно, как влитая, и к ней же была прибита петля из ремня. От этой находки она разволновалась ещё больше. Подумать только! Всё предусмотрел! Смущение не на шутку охватило её, поэтому, от греха подальше, Айша закрыла крышечку, положила палас на место и тихонько легла, выключив в комнате свет.

– Э-э-эй! Принцесса! Эй! – позвал он её снизу.

Со смешанными чувствами любопытства и некоторого страха перед чем-то запретным и недозволенным, но желанным до трепета, она открыла окошко.

– Где вы слышали, чтобы к принцессам обращались на «Эй!»? – с немыслимой для себя в тот момент смелостью спросила Айша.

– Ну уж прости, что дворцовому этикету не обучен. А что ж тогда прячешься теперь? Я весь день старался, с бабулей договор заключил, на порчу ковра разрешение взял. Правда, думал завтра этим заняться: бабуля свои ножницы дать обещала, так как мои эту толщину не осилили. Но ты вон какой скоростной оказалась, догадалась, что нужно делать, и ножницы отыскала. Бабулю не бойся: она на нашей стороне. Уж очень ты ей понравилась, хоть и не знает пока, как тебя зовут.

– Зачем вы всё это сделали?

– А как же ты хотела? Вчера я в потолке звёздочку увидел – теперь хочу, чтобы луна мне каждый вечер светила… Ты согласна?

– Посмотрим.

– Как зовут тебя?

– Айша.

– Айя, значит?

– Нет, Айша.

– А как меня зовут, знаешь?

– Курбан…

– Ну, вот и познакомились. Ты не переживай, бабушка давно хотела иметь слуховое окно, а то её часто оставляют одну. Женщины постоянно заняты, на помощь позвать некого, у мужчин времени больше, а у меня – в особенности, ведь я на каникулах. И не плачь сегодня, ладно? Всё кончится хорошо, вот увидишь. Отец только хорохорится, хочет казаться жестоким, но на самом деле он добрый, просто строгий. И не жадный вовсе. Всю жизнь на земле трудился – и вот, пожалуйста, рабовладельцем сделался. Ты не первая у нас, но то все мужчины были… А тебя за что?

– Я у вас вместо своего отца. Он твоему отцу деньги должен. Папа соберёт и отдаст долг, а я за него буду пока работать, лишь бы он на свободе оставался.

– Вот это да… И куда тебя поставили?

– На кухню. Поварихой.

– Так это ты сегодня так вкусно нас кормила?

– Да. А тебе правда понравилось?

– Очень понравилось. Ты, наверное, устала, а я тебе спать не даю…

– Ничего. Лучше разговаривать, чем плакать.

– Нет, горевать не надо. Мне Хассам сказал, что из Теджена девчонку привёз. Вот и расскажи, как там живётся?

– Хорошо живётся. У меня мама русская. Я в Теджене родилась и другой жизни не знаю, поэтому, конечно, привыкла к этому городку: мне и природа там нравится, и люди. Тоскую за домом нашим, за садом, за речкой! От школы теперь отдыхать надо, отвыкать… А ещё выпускной вечер вспоминается, экзамены… Кажется, что всё только вчера было. Пропущу теперь вступительные в институт… – Глаза Айши опять наполнились слезами.

– Да не плачь же ты! Вот куда ты хотела поступать?

– В Туркменабат. Хотела стать учительницей русского языка и литературы. А вы где учитесь?

– В Ашхабаде, но мечтаю в Москву перевестись. С братом буду жить. С Наби. Сараби – старший брат, он с отцом должен остаться, а нам с Наби надо, по заказам шариата, заводить своё жильё. Я мечтаю уехать отсюда, хотя отец мне и ни в чём не отказывает. Хочу своим умом обеспечивать жизнь своей семье. Мечтаю перевестись и выучиться на программиста. Меня только русский язык и подводит. Правила вроде знаю, говорю свободно, но сочинения пишу плохо и с ошибками. Даже английский мне легче даётся, чем русский.