Совсем недавно мы с ним записывались в очередной раз – ещё даже не успели сдать заказ. Через несколько дней после этого, когда мы только заехали на Фонтанку, Саша отмечал юбилей, сорок лет (выглядел он на тридцать). Я позвонил ему, чтобы поздравить, мы поговорили несколько минут, и он как всегда был лёгок и весел: «Да!.. – восклицал он тогда и всегда, приятно чуть растягивая „а“. – Да!..» И никаких «Да, но…» – всегда только «Да!..» Пока мы говорили, я смотрел из своего нового окна на БДТ, где Саша на тот момент был помощником руководителя, Андрея Могучего. Думал, скоро увидимся.

Саша Никаноров не жаловался – никогда, он всегда просто брал и делал, напролом, прямиком, не показывая, как ему трудно и как он устал – по нему этого не было видно совсем, ни при каких обстоятельствах. Это был особый человек, один из лучших, что я знал. Мы виделись нечасто, от случая к случаю, но постоянно в какие-то знаковые моменты.

Через несколько дней после юбилея Саша оставил у себя дома записку, сел на велосипед и уехал в лес. СМИ трое суток били тревогу, полгорода искало Сашу, до последнего не теряя надежды. Утром понедельника грибник нашёл его тело с порезанными венами. Саша обрубил канаты и ушёл в вечное море.

Ещё неделю-две я видел тут и там на водосточных трубах обрывки листовок о Сашином поиске – он улыбался с них. Видимо, составители просто не смогли найти фото, где Саша не улыбается.

Я не знаю, лучше ли это, если это был не порыв, а план: сорок лет – и точка. Говорят, так могло быть: Саша хотел обзавестись семьёй, и ему это никак не удавалось.