Карпов поморщился. Как можно заниматься дегустацией спиртного в то время, когда на карту поставлена жизнь?!

– Вы верите в то, что угрозы Орлова реальны? – спросил он. – Мне все же кажется, нас просто хотят проучить. Не могут ведь они действительно пойти на убийство?

– Почему нет? В феодально-бандитском обществе убийство не является проблемой. А уж если ты наступил на мозоль серьезному человеку…

– Думаете, Сергеев – бандит?

– Голубчик, у вас устаревшие определения. Столь узких специализаций давно не существует. К тому же это был бы не худший вариант. У тех, кого вы называете бандитами, есть определенные понятия. С бандитом можно договориться. Или найти другого бандита, с которым у него… разногласия. Нет, боюсь, мы отдавили пятку кому-то из власть предержащих. Вас ведь предупредили, что в полицию обращаться бесполезно?

– Да, но одно дело я, а другое – вы. У вас большие связи. Вы – человек публичный, с вами нельзя расправиться просто так.

– Бросьте! С их точки зрения между нами лишь одно отличие: я – звезда крепостного театра, а вы – уж, извините – из массовки.

– Вот именно! Вы можете привлечь внимание СМИ, дать интервью газетам, телевидению, и потом…

– И потом, когда шум уляжется, а уляжется он быстро… Когда в полиции скажут, что факты не подтвердились, а они не подтвердятся… В общем, когда все обо всем забудут, со мной случится банальный сердечный приступ. Или что-нибудь еще.

– Вы действительно верите, что они это сделают?

– Вполне. Большие люди никогда не позволяют себя нагибать. Ни-ко-гда! Потому что, если кто-то из ближнего круга увидит – тебя можно нагнуть, обязательно попробует. В общем, придется принять их условия. Один рассказ я уж как-нибудь опубликую. А потом… Потом можно изучить возможности дать сдачи.

Карпов вскочил.

– Нет! Я не могу в это поверить! Расправиться с человеком из-за…

– С человеком! – Лучинский неожиданно засмеялся. – Эк вы хватили! Для них мы не люди. В этом со времен царя-батюшки ничего не изменилось. Люди – там. – Павел Борисович ткнул пальцем наверх. – А здесь – мертвые души. Одного не пойму, почему нельзя было сделать все по-людски? Позвонить, объяснить, чья это рукопись. Получили бы отзыв, с которым на Букера не стыдно подать. С нашим удовольствием.

Часы на стене пробили дважды.

– И что теперь делать? – спросил Геннадий Иванович.

– Как – что? Вам же объяснили. Писать рассказы – и ждать публикации.

Лучинский опрокинул в себя остатки спиртного. Это все больше раздражало Карпова.

– Вы так спокойно об этом говорите! Какие гарантии? Рукопись уйдет самотеком, имя автора никому ничего не скажет… А связи с миром они нас лишили.

– Есть много способов дать понять, что рассказ написан не новичком.

Геннадий Иванович при всем желании не мог разделить подобной уверенности. Должны быть другие пути! Должны!

– Разве на ваше исчезновение не обратят внимания?

– Вряд ли. Лето, сезон отпусков. Я сейчас на Мальдивах.

– Где?

– На крошечном острове посреди Индийского океана. О том, что я улетел, знают многие. О том, что внезапно вернулся, – никто.

– Внезапно вернулись с острова? Чем же они вас взяли?

Карпову тут же стало неловко за некорректный вопрос. Но Лучинский и не думал на него отвечать. Он с интересом рассматривал этикетку на бутылке.

– Какой благородный напиток. Надеюсь, последствия его потребления тоже будут благородными. Все еще не хотите присоединиться?

Геннадий Иванович с трудом подавил бушевавшее в груди раздражение.

– Нет, спасибо.

Критик вдруг посмотрел на него с тревогой.

– Только не говорите, что вы трезвенник! Два месяца пить в одиночку – этого я не переживу.