– Как ты? – спросил он, не оборачиваясь, словно боялся нарушить хрупкое равновесие их отношений проявлением излишней заботы.

– Функционально, – ответила Елена, сознательно выбирая профессиональную терминологию вместо бытовой вежливости. – Недостаточно сна, избыток адреналина, но когнитивные функции в норме.

Она подошла к нему, принимая предложенную чашку кофе. Их пальцы на мгновение соприкоснулись – мимолетный тактильный контакт, который, тем не менее, активировал каскад нейрохимических реакций, связанных с привязанностью и сексуальным влечением.

– Костин уже занимается анализом вещества, – сказала она, переходя к деловому тону, чтобы нейтрализовать эффект этого невольного интимного момента. – Также он проверяет информацию о «Фениксе» и ищет другие случаи исчезновений, связанные с клубом.

Александр кивнул, его лицо приобрело то особое выражение сосредоточенности, которое возникает при переключении от эмоционального взаимодействия к интеллектуальной задаче.

– Нам нужно встретиться с Мариной, – сказал он. – Но безопасным способом. Если она действительно запрограммирована, любой разговор о Савченко или клубе может активировать имплантированные триггеры.

– Я думала об этом, – Елена отошла к столу, где лежал её блокнот. – Нам нужно создать контролируемую ситуацию, где мы сможем наблюдать за её реакциями, не вызывая полной активации программы. Я могу использовать элементы своей методики для доступа к подавленным воспоминаниям, но для этого требуется её добровольное участие и состояние психологической безопасности.

Она открыла блокнот и показала Александру свои ночные записи – жест доверия, выходящий за рамки их деловых отношений. Это было не просто предоставление информации, а допуск к внутреннему диалогу, к процессу мышления, который обычно остается скрытым даже от самых близких людей.

– Ты думаешь о фундаментальных вопросах в три часа ночи, – заметил он с ноткой восхищения, ознакомившись с её размышлениями. – Большинство людей в такой ситуации были бы сосредоточены исключительно на самосохранении.

– Это и есть самосохранение, – ответила Елена. – Когда сталкиваешься с угрозой не только физической, но и интеллектуальной и моральной целостности, самое важное – сохранить ясность в понимании собственных ценностей и границ. Особенно когда противник стремится именно эти границы размыть.

Александр внимательно посмотрел на неё, и в его взгляде она прочитала новый уровень уважения, выходящий за рамки сексуального влечения или профессионального признания. Это было признание глубинного родства душ, разделяющих не только травматический опыт, но и способность к его рефлексивному осмыслению.

– Именно это Савченко видит в тебе, – сказал он тихо. – Эту способность мыслить на грани, исследовать тёмные территории, не теряя компаса. Именно поэтому ты представляешь для него такой интерес – не просто как объект эксперимента, а как потенциальный партнёр, способный понять его работу.

– И именно поэтому он никогда не получит того, что хочет, – ответила Елена с той особой решимостью, которая рождается на пересечении интеллектуального понимания и морального выбора. – Потому что я вижу границу, которую он давно пересёк. Границу между исследованием психики и насилием над ней.

Они стояли у окна, глядя на утренний город, словно два стратега, оценивающие поле будущей битвы. Битвы, которая будет вестись не в физическом пространстве, а на территории человеческого сознания – самой неисследованной и в то же время самой интимной части человеческого опыта.

– Нам нужно действовать сегодня, – сказал Александр, возвращаясь к практическим вопросам. – Чем дольше мы обладаем этой информацией, тем больше риск, что Савченко узнает о нашем вторжении в архив.