Город вокруг продолжал жить своей жизнью, равнодушный к психологической драме, развернувшейся за фасадами обычных зданий – метафора социетального неведения о темных экспериментах, проводимых под покровом ночи и научной терминологии.

В квартире Александра – роскошном пентхаусе в историческом центре города – Елена чувствовала себя одновременно защищенной и уязвимой. Пространство, оформленное в минималистском стиле с преобладанием серых, белых и черных тонов, отражало психологический профиль своего владельца – стремление к контролю, упорядоченности и вместе с тем отказ от излишеств как компенсация внутреннего хаоса травмированной личности.

Панорамные окна открывали вид на ночной город – калейдоскоп светящихся точек, сливающихся в абстрактную картину коллективного бессознательного мегаполиса. Елена стояла у окна, наблюдая за этим живым полотном с того особого психологического расстояния, которое позволяет одновременно быть участником и наблюдателем жизни.

– Костин будет через двадцать минут, – Александр подошел сзади, протягивая ей бокал с виски. Янтарная жидкость поймала отражение света, создав золотистый проблеск, напоминающий внезапное озарение. – Думаю, нам обоим это не помешает.

Елена приняла бокал, их пальцы на мгновение соприкоснулись, создав кратковременную точку сенсорного контакта – маленький мост между двумя психологически изолированными вселенными. На периферии сознания она отметила, что принимает алкоголь из рук человека, которого знает всего несколько недель, в ситуации эмоциональной уязвимости – профессиональное предостережение, которое тут же было вытеснено доверием, основанным на совместном переживании экзистенциального ужаса.

– За то, чтобы выжить в мире, где реальность оказывается не тем, чем кажется, – произнесла она с горькой иронией, характерной для защитного интеллектуализирования травматического опыта.

Они молча выпили. Алкоголь обжег горло Елены, создав физический противовес психологическому онемению, которое начинало распространяться по её эмоциональной системе как защитная реакция на информационную перегрузку.

– Скажи мне, – она повернулась к Александру, её взгляд был одновременно мягким и пронизывающим – профессиональный навык, позволяющий создать иллюзию эмпатии даже в состоянии эмоционального истощения, – ты действительно не знал о плане Савченко? О том, что я была целью с самого начала?

Александр опустил глаза – защитный жест, инстинктивное стремление скрыть зрачковые реакции, которые могли бы выдать ложь. Но вместо этого он снова посмотрел прямо на Елену – редкий выбор для человека, пытающегося обмануть опытного психолога.

– Если я скажу, что не знал ничего, это будет ложью, – его голос звучал с той особой вибрацией, которая возникает при артикуляции подавляемой эмоции. – Я знал, что он интересовался тобой. Знал, что считал твою методику перспективной. Но о масштабе его планов… о том, как далеко он готов зайти… Нет, этого я не знал.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Его лицо отражало внутреннюю борьбу между стремлением к правдивости и желанием защитить образ себя в её глазах.

– Когда мы с Анной основывали клуб вместе с ним, у нас была идея создать пространство для исследования тех аспектов человеческой психики, которые традиционная наука избегает, – он перешел к широкому панорамному окну, его силуэт на фоне ночного города создавал визуальную метафору человека на границе света и тьмы. – Взаимосвязь сексуальности и травмы, связь между властью и подчинением, терапевтический потенциал измененных состояний сознания. Но все в рамках этики, с полным осознанным согласием участников.