– О, Александр, – лже-Костин произнес это имя с особой интонацией, в которой смешивались нежность и презрение, типичное проявление амбивалентной привязанности. – Он действительно особый случай. Когда я согласилась на эксперимент, он был против. Пытался остановить процесс. И тогда Савченко предложил ему… компромисс. Стать частью эксперимента, но с другой стороны – не как субъект, а как исследователь. Наблюдать за моей трансформацией изнутри, так сказать.
Он сделал паузу, наслаждаясь эффектом своих слов – еще одна черта нарциссического дискурса, потребность в эмоциональной реакции аудитории.
– Но Савченко слегка обманул его. Представил всё как контролируемый эксперимент с ограниченными изменениями. А на самом деле… вшил в его психику неактивированную личность. Запасной вариант, который можно активировать при необходимости. И когда Александр начал задавать слишком много вопросов, эта личность была… пробуждена.
– Вы говорите об Александре в третьем лице, – заметила Елена. – Как будто это кто-то другой. Как будто он…
– Мертв? – лже-Костин рассмеялся. – О нет, он жив. По крайней мере, физически. Но Александр, которого вы знали… того, кто говорил о мести Савченко, кто притворялся, что хочет разоблачить клуб… Тот Александр был просто маской. Удобной легендой для привлечения вас в проект. Настоящий Александр полностью поддерживает эксперименты. И всегда поддерживал.
Елена вспомнила свои встречи с Александром, моменты интимной близости, когда она ощущала безошибочную подлинность его эмоций. Неужели всё это было искусной имитацией? Или, возможно, правда была еще сложнее?
– Но почему я? – спросила она. – Почему Савченко так заинтересован именно в моей методике? В множестве исследований по измененным состояниям сознания, многие более продвинуты в техническом отношении.
– Потому что ваша методика уникальна, – ответил лже-Костин с искренним восхищением, которое не казалось наигранным. – Большинство подходов к измененным состояниям сознания либо чрезмерно механистичны – электростимуляция, психофармакология, – либо слишком эзотеричны – медитативные практики, шаманские ритуалы. Ваше «символическое отражение» соединяет рациональное и интуитивное, научное и художественное. Оно создает мост между различными уровнями сознания без их разрушения. А именно это и требуется для устойчивой интеграции множественных личностей в единую мета-структуру.
Елена почувствовала странное сочетание профессиональной гордости и морального ужаса – когнитивный диссонанс, вызванный противоречием между удовлетворением от признания значимости её работы и отвращением к способу её применения.
В этот момент Рябов сделал молниеносное движение – техника внезапной атаки, рассчитанная на эффект неожиданности. Но лже-Костин среагировал с нечеловеческой скоростью, словно его нервная система функционировала в ускоренном режиме. Он блокировал удар и контратаковал – точное, выверенное движение, направленное в солнечное сплетение.
Рябов отлетел назад, ударился о стену. Елена воспользовалась моментом, схватила тяжелое пресс-папье со стола и с силой обрушила его на затылок лже-Костина. Удар должен был оглушить, возможно даже вызвать потерю сознания.
Но он лишь слегка покачнулся и медленно повернулся к ней. Кровь стекала по его шее, но лицо оставалось спокойным, почти безмятежным – диссоциация между физической травмой и эмоциональной реакцией, свидетельствующая об экстремальном уровне нейропсихологического контроля.
– Это было… неожиданно, доктор Северова, – сказал он с легким удивлением, как учитель, обнаруживший непредвиденные способности у обычно тихого ученика. – Я недооценил вашу решительность.