Его – или её? – лицо на мгновение приобрело мечтательное выражение, типичное для воспоминания о значимом эмоциональном опыте.

– Первая трансформация – это самое сложное. Потом становится легче. Тело привыкает к изменениям. Разум адаптируется к множественности, – он провел рукой по своему лицу, жест, напоминающий ритуальное омовение. – Но я отвлеклась. Вы спрашивали о настоящей Анне. Что ж, часть меня по-прежнему она. Но есть и другие части. Включая вашего покорного слугу Игоря. И нескольких других, менее значительных персонажей.

Он повернулся к Рябову:

– И теперь я понимаю, почему Савченко так заинтересовался вами, господин журналист. Ваше упорство, ваша настойчивость в расследовании… Эти качества делают вас идеальным кандидатом для программы. Жаль только, что вы оказались не слишком лояльны после трансформации.

– Некоторые личности сопротивляются сильнее других, – ответил Рябов, его голос оставался ровным, но тело напряглось, готовясь к действию. – Савченко еще не усовершенствовал свою технологию настолько, чтобы гарантировать стопроцентную лояльность. Некоторые… воспоминания, ценности, базовые структуры идентичности остаются неприкосновенными.

– Временный недостаток, – отмахнулся лже-Костин беззаботно. – Который как раз и должна помочь преодолеть доктор Северова со своей методикой. Её «символическое отражение» – идеальный инструмент для доступа к тем глубинным слоям психики, которые сопротивляются стандартным техникам модификации.

Он повернулся к Елене, и его глаза блеснули с выражением восхищенного любопытства, которое она часто видела в глазах коллег на профессиональных конференциях, когда представляла результаты своих исследований.

– Вы ведь сами это понимаете, не так ли, доктор Северова? Часть вас, та самая тёмная, любознательная часть, которую вы так тщательно скрываете от себя и других… Она жаждет увидеть, как далеко можно зайти. Какие трансформации возможны. Какие двери в человеческое сознание можно открыть с помощью вашей методики.

Елена почувствовала, как что-то дрогнуло внутри – резонансный отклик на его слова, непроизвольное признание их частичной истинности. Да, было в ней это темное любопытство, это желание заглянуть за пределы, эта интеллектуальная жажда познания даже ценой морального компромисса.

– Возможно, – сказала она, удивляясь собственной откровенности в столь неподходящий момент, но понимая, что честность в данном случае может быть её лучшей защитой. – Но есть существенная разница между любопытством и действием. Между мыслью о преступлении границ и самим преступлением. Я выбрала оставаться по эту сторону черты. И буду защищать право других на этот же выбор.

– Благородно, – усмехнулся лже-Костин. – Но непрактично. Прогресс никогда не происходит без жертв, без преступления границ, без нарушения табу. Вы знаете историю медицинской этики? Знаете, сколько современных процедур, спасающих жизни миллионов, были разработаны в условиях, которые сегодня сочли бы неэтичными? Савченко просто идет тем же путем – сначала эксперимент, затем этический кодекс, основанный на результатах.

Елена заметила, как Рябов сделал почти незаметное движение рукой, сигнализируя ей готовность к действию. Она едва уловимо кивнула, понимая, что их молчаливая коммуникация должна оставаться незамеченной.

– А где во всей этой истории Александр? – спросила она, намеренно поддерживая разговор, чтобы отвлечь внимание. – Вы говорите, он не понимал. Но документы, которые я видела, показывают, что он активно сотрудничает с Савченко. Более того – что он сам прошел через… трансформацию.