Рябов двигался чуть впереди, показывая путь к пожарной лестнице – металлической конструкции, ржавой от времени и воздействия осадков, но всё еще достаточно прочной, чтобы выдержать вес двух человек.

– Почти дошли, – подбодрил он её. – Еще несколько шагов.

В этот момент дверь офиса с грохотом распахнулась – звук насильственного вторжения, сопровождаемого экстремальным структурным повреждением. Елена инстинктивно обернулась и увидела в проеме силуэт высокого мужчины. Несмотря на расстояние и сложный угол обзора, она безошибочно узнала Александра – характерная осанка, специфические пропорции тела, уникальный паттерн движения.

– Елена! – крикнул он, голос искажен тревогой, но безошибочно узнаваем. – Остановись! Это ловушка!

Она замерла в нерешительности – классический когнитивный конфликт между противоречивыми стимулами, требующими взаимоисключающих реакций. Рябов, заметив её колебание, протянул руку, настоятельно призывая продолжить движение.

– Не слушайте его, – сказал он. – Это часть их плана.

Александр шагнул к окну, его лицо теперь отчетливо видно в утреннем свете – напряженное, с расширенными зрачками и микроэкспрессией искреннего отчаяния, которую крайне сложно симулировать.

– Рябов работает на Савченко, – сказал он. – Это он был в сговоре с самого начала. Весь этот спектакль с журналистским расследованием – способ выявить потенциальных противников эксперимента и нейтрализовать их.

Елена переводила взгляд между двумя мужчинами, её нейрональные сети перегружены конфликтующей информацией, создающей когнитивный тупик – состояние, когда любое решение потенциально катастрофично из-за недостатка надежных данных.

– И почему я должна верить тебе? – спросила она Александра, выигрывая время для анализа ситуации. – После всего, что я узнала о твоем сотрудничестве с Савченко?

– Это правда – мы работали вместе, – признал Александр, делая еще один шаг к окну, его движения осторожны, рассчитаны на минимизацию угрозы. – Но не так, как ты думаешь. Я был… подопытным кроликом. Первым успешным экспериментом с расщеплением личности. Часть меня действительно сотрудничает с ним. Но другая часть, та, которую ты знаешь… она настоящая, Елена. И она пытается остановить его.

Его голос дрогнул на последних словах – микропросодическое изменение, обычно ассоциируемое с подлинной эмоциональной вовлеченностью, крайне сложное для имитации.

– Он лжет, – настаивал Рябов, его голос приобрел более напряженный тембр, выдавая повышенный уровень физиологического стресса. – Документы, которые вы держите, доказывают это. Савченко и Волков – партнеры. Они оба стоят за проектом «Лабиринт».

Елена почувствовала, что время для решения истекает. Любая дальнейшая задержка увеличивала риск обнаружения другими агентами Савченко. Она должна была сделать выбор, основываясь на неполной, противоречивой информации – классическая ситуация принятия решения в условиях неопределенности, требующая полагаться не только на рациональный анализ, но и на интуитивные механизмы оценки.

Она посмотрела Александру в глаза, пытаясь увидеть за внешней уверенностью признаки неискренности – микромимические индикаторы лжи, диссонанс между вербальным и невербальным выражением, асинхронность эмоциональных проявлений.

И увидела… сложность. Не чистую правду или ложь, а многослойную структуру частичной искренности, частичного сокрытия, внутреннего конфликта. Как если бы внутри него действительно боролись разные личности, разные аспекты единого, но фрагментированного сознания.

– Я покажу тебе доказательства, – сказал Александр, медленно доставая из внутреннего кармана небольшой предмет – флеш-накопитель. – Здесь записи моих собственных сеансов с Савченко. Как он создавал во мне вторую личность. Как программировал её на сотрудничество, пока основная часть меня оставалась в неведении. Это не оправдывает меня. Но объясняет.