Елена кивнула, соглашаясь с его логикой. Как клинический психолог, она была приучена рассматривать альтернативные объяснения любого феномена, не принимая поспешных выводов на основе ограниченных данных.

– Я встречаюсь с Рябовым сегодня в десять, – сказала она, переходя к практическим вопросам. – Хотела бы перед этим принять душ и переодеться. Есть шанс найти для меня какую-нибудь одежду?

– У моей соседки тот же размер, что и у вас, – ответил Костин. – Она медсестра, работает в ночную смену. Думаю, она не будет возражать, если мы одолжим что-нибудь.

Полчаса спустя Елена стояла перед зеркалом в ванной комнате, рассматривая своё отражение. Простая белая блузка, темно-синие брюки, легкий кардиган – ничего примечательного, одежда, в которой легко затеряться в толпе. Её собственный образ, профессиональный и ухоженный, был частью её идентичности, защитной маской психолога. Сейчас она выглядела иначе – проще, уязвимее, более… аутентично?

В отражении за спиной появился Костин, замерший в дверном проеме.

– Подойдет, – сказал он. – Я позвонил в участок. Никаких следов Рябова. Его телефон не отвечает, дома его нет. Последний раз его видели позавчера вечером.

Елена почувствовала холодок тревоги – активацию миндалевидного тела, автоматическую симпатическую реакцию на информацию о потенциальной опасности.

– Думаете, с ним что-то случилось?

– Не знаю, – ответил Костин. – Но на всякий случай я поеду с вами на встречу. Буду наблюдать со стороны.

Его предложение одновременно успокаивало и настораживало. Профессиональная паранойя Елены, усиленная последними событиями, заставляла её анализировать каждое слово, каждый жест окружающих. Что, если Костин тоже связан с Савченко? Если весь этот ночной разговор, показная забота – лишь способ удержать её под контролем?

Но если начать подозревать всех без исключения, то невозможно будет действовать вообще. Иногда необходимо делать выбор, основанный на неполной информации. В конце концов, даже паранойя должна иметь свои границы, иначе она парализует.

– Спасибо, – сказала она. – Но давайте соблюдать дистанцию. Если за мной действительно следят, ваше присутствие может насторожить их.

Костин кивнул, принимая её логику.

Кафе, где Елена должна была встретиться с Рябовым, было почти пустым в это время утра. Она намеренно пришла на пятнадцать минут раньше, выбрав столик в углу, откуда хорошо просматривался весь зал и входная дверь. Тактическая позиция, обеспечивающая максимальный визуальный контроль пространства при минимальной собственной уязвимости – базовый принцип выживания в потенциально опасной среде.

Костин занял место за столиком на противоположной стороне зала, демонстративно погрузившись в чтение газеты – классическая поза наблюдения, достаточно естественная, чтобы не привлекать внимания, но позволяющая контролировать обстановку.

Рябов опаздывал. Десять минут, пятнадцать, двадцать. Елена начала нервничать – тонкий тремор пальцев, легкая тахикардия, усиление потоотделения, классическая симпатическая активация, вызванная тревожным ожиданием. Возможно, он передумал. Или с ним что-то случилось.

Когда прошло полчаса, она решила позвонить ему. Номер, с которого он звонил вчера, был скрыт, но у неё осталась его визитка. Телефон звонил, но никто не отвечал.

Она собиралась уходить, оценивая оптимальный маршрут к выходу – стандартный элемент самосохранительного поведения в ситуации неопределенности – когда к её столику подошел официант.

– Простите, вы Елена Северова? – спросил он, удерживая профессиональную улыбку, но с легким напряжением периорбитальных мышц, выдающим нервозность.